Петрановская травмы поколений. «Травмы поколений». Людмила Петрановская. Почему травм не случается

Подхватываю эстафету от Наташи Анисимовой.))) Интересная статья нежно любимого мною психолога.

Людмила Петрановская, психолог:
Понятно, что можно всегда все объяснить «потоком», «переплетениями», «родовой памятью» и т. д., и, вполне возможно, что совсем без мистики и не обойдешься, но если попробовать? Взять только самый понятный, чисто семейный аспект, родительско-детские отношения, без политики и идеологии. О них потом как-нибудь.

Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии – первый удар по ним.

И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел – постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного – лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее – а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не него злится – на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет.

Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги?

Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации. Помните картину «Опять двойка»? Она написана в 51. Главному герою лет 11 на вид. Ребенок войны, травмированный больше, чем старшая сестра, захватившая первые годы нормальной семейной жизни, и младший брат, любимое дитя послевоенной радости – отец живой вернулся. На стене – трофейные часы. А мальчику трудно учиться.

Конечно, у всех все по-разному. Запас душевных сил у разных женщин разный. Острота горя разная. Характер разный. Хорошо, если у матери есть источники поддержки – семья, друзья, старшие дети. А если нет? Если семья оказалась в изоляции, как «враги народа», или в эвакуации в незнакомом месте? Тут или умирай, или каменей, а как еще выжить?

Идут годы, очень трудные годы, и женщина научается жить без мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Конь в юбке. Баба с яйцами. Назовите как хотите, суть одна. Это человек, который нес-нес непосильную ношу, да и привык. Адаптировался. И по-другому уже просто не умеет. Многие помнят, наверное, бабушек, которые просто физически не могли сидеть без дела. Уже старенькие совсем, все хлопотали, все таскали сумки, все пытались рубить дрова. Это стало способом справляться с жизнью. Кстати, многие из них стали настолько стальными – да, вот такая вот звукопись – что прожили очень долго, их и болезни не брали, и старость. И сейчас еще живы, дай им Бог здоровья.

В самом крайнем своем выражении, при самом ужасном стечении событий, такая женщина превращалась в монстра, способного убить своей заботой. И продолжала быть железной, даже если уже не было такой необходимости, даже если потом снова жила с мужем, и детям ничего не угрожало. Словно зарок выполняла.

Ярчайший образ описан в книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Самое страшное в этой патологически измененной женщине – не грубость, и не властность. Самое страшное – любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.

А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь.

А самое ужасное – что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное – чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности – не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню.

Но оставим в стороне крайние случаи. Просто женщина, просто мама. Просто горе. Просто ребенок, выросший с подозрением, что не нужен и нелюбим, хотя это неправда и ради него только и выжила мама и вытерпела все. И он растет, стараясь заслужить любовь, раз она ему не положена даром. Помогает. Ничего не требует. Сам собой занят. За младшими смотрит. Добивается успехов. Очень старается быть полезным. Только полезных любят. Только удобных и правильных. Тех, кто и уроки сам сделает, и пол в доме помоет, и младших уложит, ужин к приходу матери приготовит. Слышали, наверное, не раз такого рода расказы про послевоенное детство? «Нам в голову прийти не могло так с матерью разговаривать!» - это о современной молодежи. Еще бы. Еще бы. Во-первых, у железной женщины и рука тяжелая. А во-вторых - кто ж будет рисковать крохами тепла и близости? Это роскошь, знаете ли, родителям грубить.

Травма пошла на следующий виток.
***
Настанет время, и сам этот ребенок создаст семью, родит детей. Годах примерно так в 60-х. Кто-то так был «прокатан» железной матерью, что оказывался способен лишь воспроизводить ее стиль поведения. Надо еще не забывать, что матерей-то многие дети не очень сильно и видели, в два месяца – ясли, потом пятидневка, все лето – с садом на даче и т. д. То есть «прокатывала» не только семья, но и учреждения, в которых «Страшных баб» завсегда хватало.

Но рассмотрим вариант более благополучный. Ребенок был травмирован горем матери, но вовсе душу ему не отморозило. А тут вообще мир и оттепель, и в космос полетели, и так хочется жить, и любить, и быть любимым. Впервые взяв на руки собственного, маленького и теплого ребенка, молодая мама вдруг понимает: вот он. Вот тот, кто наконец-то полюбит ее по-настоящему, кому она действительно нужна. С этого момента ее жизнь обретает новый смысл. Она живет ради детей. Или ради одного ребенка, которого она любит так страстно, что и помыслить не может разделить эту любовь еще на кого-то. Она ссорится с собственной матерью, которая пытается отстегать внука крапивой – так нельзя. Она обнимает и целует свое дитя, и спит с ним вместе, и не надышится на него, и только сейчас, задним числом осознает, как многого она сама была лишена в детстве. Она поглощена этим новым чувством полностью, все ее надежды, чаяния – все в этом ребенке. Она «живет его жизнью», его чувствами, интересами, тревогами. У них нет секретов друг о друга. С ним ей лучше, чем с кем бы то ни было другим.

И только одно плохо – он растет. Стремительно растет, и что же потом? Неужто снова одиночество? Неужто снова – пустая постель? Психоаналитики тут бы много чего сказали, про перемещенный эротизм и все такое, но мне сдается, что нет тут никакого эротизма особого. Лишь ребенок, который натерпелся одиноких ночей и больше не хочет. Настолько сильно не хочет, что у него разум отшибает. «Я не могу уснуть, пока ты не придешь». Мне кажется, у нас в 60-70-е эту фразу чаще говорили мамы детям, а не наоборот.

Что происходит с ребенком? Он не может не откликнуться на страстный запрос его матери о любви. Это вывшее его сил. Он счастливо сливается с ней, он заботится, он боится за ее здоровье. Самое ужасное – когда мама плачет, или когда у нее болит сердце. Только не это. «Хорошо, я останусь, мама. Конечно, мама, мне совсем не хочется на эти танцы». Но на самом деле хочется, ведь там любовь, самостоятельная жизнь, свобода, и обычно ребенок все-таки рвет связь, рвет больно, жестко, с кровью, потому что добровольно никто не отпустит. И уходит, унося с собой вину, а матери оставляя обиду. Ведь она «всю жизнь отдала, ночей не спала». Она вложила всю себя, без остатка, а теперь предъявляет вексель, а ребенок не желает платить. Где справедливость? Тут и наследство «железной» женщины пригождается, в ход идут скандалы, угрозы, давление. Как ни странно, это не худший вариант. Насилие порождает отпор и позволяет-таки отделиться, хоть и понеся потери.
Некоторые ведут свою роль так искусно, что ребенок просто не в силах уйти. Зависимость, вина, страх за здоровье матери привязывают тысячами прочнейших нитей, про это есть пьеса Птушкиной «Пока она умирала», по которой гораздо более легкий фильм снят, там Васильева маму играет, а Янковский – претендента на дочь. Каждый Новый год показывают, наверное, видели все. А лучший – с точки зрения матери – вариант, если дочь все же сходит ненадолго замуж и останется с ребенком. И тогда сладкое единение можно перенести на внука и длить дальше, и, если повезет, хватит до самой смерти.

И часто хватает, поскольку это поколение женщин гораздо менее здорово, они часто умирают намного раньше, чем их матери, прошедшие войну. Потому что стальной брони нет, а удары обиды разрушают сердце, ослабляют защиту от самых страшных болезней. Часто свои неполадки со здоровьем начинают использовать как неосознанную манипуляцию, а потом трудно не заиграться, и вдруг все оказывается по настоящему плохо. При этом сами они выросли без материнской внимательной нежной заботы, а значит, заботиться о себе не привыкли и не умеют, не лечатся, не умеют себя баловать, да, по большому счету, не считают себя такой уж большой ценностью, особенно если заболели и стали «бесполезны».

Но что-то мы все о женщинах, а где же мужчины? Где отцы? От кого-то же надо было детей родить?

С этим сложно. Девочка и мальчик, выросшие без отцов, создают семью. Они оба голодны на любовь и заботу. Она оба надеются получить их от партнера. Но единственная модель семьи, известная им – самодостаточная «баба с яйцами», которой, по большому счету, мужик не нужен. То есть классно, если есть, она его любит и все такое. Но по-настоящему он ни к чему, не пришей кобыле хвост, розочка на торте. «Посиди, дорогой, в сторонке, футбол посмотри, а то мешаешь полы мыть. Не играй с ребенком, ты его разгуливаешь, потом не уснет. Не трогай, ты все испортишь. Отойди, я сама» И все в таком духе. А мальчики-то тоже мамами выращены. Слушаться привыкли. Психоаналитики бы отметили еще, что с отцом за маму не конкурировали и потому мужчинами себя не почувствовали. Ну, и чисто физически в том же доме нередко присутствовала мать жены или мужа, а то и обе. А куда деваться? Поди тут побудь мужчиной…

Некоторые мужчины находили выход, становясь «второй мамой». А то и единственной, потому что сама мама-то, как мы помним, «с яйцами» и железом погромыхивает. В самом хорошем варианте получалось что-то вроде папы дяди Федора: мягкий, заботливый, чуткий, все разрешающий. В промежуточном – трудоголик, который просто сбегал на работу от всего от этого. В плохом - алкоголик. Потому что мужчине, который даром не нужен своей женщине, который все время слышит только «отойди, не мешай», а через запятую «что ты за отец, ты совершенно не занимаешься детьми» (читай «не занимаешься так, как Я считаю нужным»), остается или поменять женщину – а на кого, если все вокруг примерно такие? – или уйти в забытье.

С другой стороны, сам мужчина не имеет никакой внятной модели ответственного отцовства. На их глазах или в рассказах старших множество отцов просто встали однажды утром и ушли – и больше не вернулись. Вот так вот просто. И ничего, нормально. Поэтому многие мужчины считали совершенно естественным, что, уходя из семьи, они переставали иметь к ней отношение, не общались с детьми, не помогали. Искренне считали, что ничего не должны «этой истеричке», которая осталась с их ребенком, и на каком-то глубинном уровне, может, были и правы, потому что нередко женщины просто юзали их, как осеменителей, и дети были им нужнее, чем мужики. Так что еще вопрос, кто кому должен. Обида, которую чувствовал мужчина, позволяла легко договориться с совестью и забить, а если этого не хватало, так вот ведь водка всюду продается.

Ох, эти разводы семидесятых - болезненные, жестокие, с запретом видеться с детьми, с разрывом всех отношений, с оскорблениями и обвинениями. Мучительное разочарование двух недолюбленных детей, которые так хотели любви и счастья, столько надежд возлагали друг на друга, а он/она – обманул/а, все не так, сволочь, сука, мразь… Они не умели налаживать в семье круговорот любви, каждый был голоден и хотел получать, или хотел только отдавать, но за это – власти. Они страшно боялись одиночества, но именно к нему шли, просто потому, что, кроме одиночества никогда ничего не видели.

В результате – обиды, душевные раны, еще больше разрушенное здоровье, женщины еще больше зацикливаются на детях, мужчины еще больше пьют.

У мужчин на все это накладывалась идентификация с погибшими и исчезнувшими отцами. Потому что мальчику надо, жизненно необходимо походить на отца. А что делать, если единственное, что о нем известно – что он погиб? Был очень смелым, дрался с врагами – и погиб? Или того хуже – известно только, что умер? И о нем в доме не говорят, потому что он пропал без вести, или был репрессирован? Сгинул – вот и вся информация? Что остается молодому парню, кроме суицидального поведения? Выпивка, драки, сигареты по три пачки в день, гонки на мотоциклах, работа до инфаркта. Мой отец был в молодости монтажник-высотник. Любимая фишка была – работать на высоте без страховки. Ну, и все остальное тоже, выпивка, курение, язва. Развод, конечно, и не один. В 50 лет инфаркт и смерть. Его отец пропал без вести, ушел на фронт еще до рождения сына. Неизвестно ничего, кроме имени, ни одной фотографии, ничего.

Вот в таком примерно антураже растут детки, третье уже поколение.

В моем классе больше, чем у половины детей родители были в разводе, а из тех, кто жил вместе, может быть, только в двух или трех семьях было похоже на супружеское счастье. Помню, как моя институтская подруга рассказывала, что ее родители в обнимку смотрят телевизор и целуются при этом. Ей было 18, родили ее рано, то есть родителям было 36-37. Мы все были изумлены. Ненормальные, что ли? Так не бывает!

Естественно, соответствующий набор слоганов: «Все мужики – сволочи», «Все бабы – суки», «Хорошее дело браком не назовут». А что, жизнь подтверждала. Куда ни глянь…

Но случилось и хорошее. В конце 60-х матери получили возможность сидеть с детьми до года. Они больше не считались при этом тунеядками. Вот кому бы памятник поставить, так автору этого нововведения. Не знаю только, кто он. Конечно, в год все равно приходилось отдавать, и это травмировало, но это уже несопоставимо, и об этой травме в следующий раз. А так-то дети счастливо миновали самую страшную угрозу депривации, самую калечащую – до года. Ну, и обычно народ крутился еще потом, то мама отпуск возьмет, то бабушки по очереди, еще выигрывали чуток. Такая вот игра постоянная была – семья против «подступающей ночи», против «Страшной бабы», против железной пятки Родины-матери. Такие кошки-мышки.

А еще случилось хорошее – отдельно жилье стало появляться. Хрущобы пресловутые. Тоже поставим когда-нибудь памятник этим хлипким бетонным стеночкам, которые огромную роль выполнили – прикрыли наконец семью от всевидящего ока государства и общества. Хоть и слышно было все сквозь них, а все ж какая-никакая – автономия. Граница. Защита. Берлога. Шанс на восстановление.

Третье поколение начинает свою взрослую жизнь со своим набором травм, но и со своим довольно большим ресурсом. Нас любили. Пусть не так, как велят психологи, но искренне и много. У нас были отцы. Пусть пьющие и/или «подкаблучники» и/или «бросившие мать козлы» в большинстве, но у них было имя, лицо и они нас тоже по своему любили. Наши родители не были жестоки. У нас был дом, родные стены.
Не у все все одинаково, конечно, были семье более и менее счастливые и благополучные.
Но в общем и целом.

Короче, с нас причитается.
***
Итак, третье поколение. Не буду здесь жестко привязываться к годам рождения, потому что кого-то родили в 18, кого-то – в 34, чем дальше, тем больше размываются отчетливые «берега» потока. Здесь важна передача сценария, а возраст может быть от 50 до 30. Короче, внуки военного поколения, дети детей войны.

«С нас причитается» - это, в общем, девиз третьего поколения. Поколения детей, вынужденно ставших родителями собственных родителей. В психологи такое называется «парентификация».

А что было делать? Недолюбленные дети войны распространяли вокруг столь мощные флюиды беспомощности, что не откликнуться было невозможно. Поэтому дети третьего поколения были не о годам самостоятельны и чувствовали постоянную ответственность за родителей. Детство с ключом на шее, с первого класса самостоятельно в школу – в музыкалку – в магазин, если через пустырь или гаражи – тоже ничего. Уроки сами, суп разогреть сами, мы умеем. Главное, чтобы мама не расстраивалась. Очень показательны воспоминания о детстве: «Я ничего у родителей не просила, всегда понимала, что денег мало, старалась как-то зашить, обойтись», «Я один раз очень сильно ударился головой в школе, было плохо, тошнило, но маме не сказал – боялся расстроить. Видимо, было сотрясение, и последствия есть до сих пор», «Ко мне сосед приставал, лапать пытался, то свое хозяйство показывал. Но я маме не говорила, боялась, что ей плохо с сердцем станет», «Я очень по отцу тосковал, даже плакал потихоньку. Но маме говорил, что мне хорошо и он мне совсем не нужен. Она очень зилась на него после развода». У Дины Рубинной есть такой рассказ пронзительный «Терновник». Классика: разведенная мама, шестилетний сын, самоотверженно изображающий равнодушие к отцу, которого страстно любит. Вдвоем с мамой, свернувшись калачиком, в своей маленькой берлоге против чужого зимнего мира. И это все вполне благополучные семьи, бывало и так, что дети искали пьяных отцов по канавам и на себе притаскивали домой, а мамочку из петли вытаскивали собственными руками или таблетки от нее прятали. Лет эдак в восемь.

А еще разводы, как мы помним, или жизнь в стиле кошка с собакой» (ради детей, конечно). И дети-посредники, миротворцы, которые душу готовы продать, чтобы помирить родителей, чтобы склеить снова семейное хрупкое благополучие. Не жаловаться, не обострять, не отсвечивать, а то папа рассердится, а мама заплачет, и скажет, что «лучше бы ей сдохнуть, чем так жить», а это очень страшно. Научиться предвидеть, сглаживать углы, разряжать обстановку. Быть всегда бдительным, присматривать за семьей. Ибо больше некому.

Символом поколения можно считать мальчика дядю Федора из смешного мультика. Смешной-то смешной, да не очень. Мальчик-то из всей семьи самый взрослый. А он еще и в школу не ходит, значит, семи нет. Уехал в деревню, живет там сам, но о родителях волнуется. Они только в обморок падают, капли сердечные пьют и руками беспомощно разводят.

Или помните мальчика Рому из фильма«Вам и не снилось»? Ему 16, и он единственный взрослый из всех героев фильма. Его родители – типичные «дети войны», родители девочки – «вечные подростки», учительница, бабушка… Этих утешить, тут поддержать, тех помирить, там помочь, здесь слезы вытереть. И все это на фоне причитаний взрослых, мол, рано еще для любви. Ага, а их всех нянчить – в самый раз.

Так все детство. А когда настала пора вырасти и оставить дом – муки невозможной сепарации, и вина, вина, вина, пополам со злостью, и выбор очень веселый: отделись – и это убьет мамочку, или останься и умри как личность сам.

Впрочем, если ты останешься, тебе все время будут говорить, что нужно устраивать собственную жизнь, и что ты все делаешь не так, нехорошо и неправильно, иначе уже давно была бы своя семья. При появлении любого кандидата он, естественно, оказывался бы никуда не годным, и против него начиналась бы долгая подспудная война до победного конца. Про это все столько есть фильмов и книг, что даже перечислять не буду.

Интересно, что при все при этом и сами они, и их родители воспринимали свое детство как вполне хорошее. В самом деле: дети любимые, родители живы, жизнь вполне благополучная. Впервые за долгие годы – счастливое детство без голода, эпидемий, войны и всего такого.
Ну, почти счастливое. Потому что еще были детский сад, часто с пятидневкой, и школа, и лагеря и прочие прелести советского детства, которые были кому в масть, а кому и не очень. И насилия там было немало, и унижений, а родители-то беспомощные, защитить не могли. Или даже на самом деле могли бы, но дети к ним не обращались, берегли. Я вот ни разу маме не рассказывала, что детском саду тряпкой по морде бьют и перловку через рвотные спазмы в рот пихают. Хотя теперь, задним числом, понимаю, что она бы, пожалуй, этот сад разнесла бы по камешку. Но тогда мне казалось – нельзя.

Это вечная проблема – ребенок некритичен, он не может здраво оценить реальное положение дел. Он все всегда принимает на свой счет и сильно преувеличивает. И всегда готов принести себя в жертву. Так же, как дети войны приняли обычные усталость и горе за нелюбовь, так же их дети принимали некоторую невзрослость пап и мам за полную уязвимость и беспомощность. Хотя не было этого в большинстве случаев, и вполне могли родители за детей постоять, и не рассыпались бы, не умерили от сердечного приступа. И соседа бы укоротили, и няньку, и купили бы что надо, и разрешили с папой видеться. Но – дети боялись. Преувеличивали, перестраховывались. Иногда потом, когда все раскрывалось, родители в ужасе спрашивали: «Ну, почему ты мне сказал? Да я бы, конечно…» Нет ответа. Потому что – нельзя. Так чувствовалось, и все.

Третье поколение стало поколением тревоги, вины, гиперотвественности. У всего этого были свои плюсы, именно эти люди сейчас успешны в самых разных областях, именно они умеют договариваться и учитывать разные точки зрения. Предвидеть, быть бдительными, принимать решения самостоятельно, не ждать помощи извне – сильные стороны. Беречь, заботиться, опекать.

Но есть у гиперотвественности, как у всякого «гипер» и другая сторона. Если внутреннему ребенку военных детей не хватало любви и безопасности, то внутреннему ребенку «поколения дяди Федора» не хватало детскости, беззаботности. А внутренний ребенок – он свое возьмет по-любому, он такой. Ну и берет. Именно у людей этого поколения часто наблюдается такая штука, как «агрессивно-пассивное поведение». Это значит, что в ситуации «надо, но не хочется» человек не протестует открыто: «не хочу и не буду!», но и не смиряется «ну, надо, так надо». Он всякими разными, порой весьма изобретательными способами, устраивает саботаж. Забывает, откладывает на потом, не успевает, обещает и не делает, опаздывает везде и всюду и т. п. Ох, начальники от этого воют прямо: ну, такой хороший специалист, профи, умница, талант, но такой неорганизованный…

Часто люди этого поколения отмечают у себя чувство, что они старше окружающих, даже пожилых людей. И при этом сами не ощущают себя «вполне взрослыми», нет «чувства зрелости». Молодость как-то прыжком переходит в пожилой возраст. И обратно, иногда по нескольку раз в день.

Еще заметно сказываются последствия «слияния» с родителями, всего этого «жить жизнью ребенка». Многие вспоминают, что в детстве родители и/или бабушки не терпели закрытых дверей: «Ты что, что-то скрываешь?». А врезать в свою дверь защелку было равносильно «плевку в лицо матери». Ну, о том, что нормально проверить карманы, стол, портфель и прочитать личный дневник… Редко какие родители считали это неприемлемым. Про сад и школу вообще молчу, одни туалеты чего стоили, какие нафиг границы… В результате дети, выросший в ситуации постоянного нарушения границ, потом блюдут эти границы сверхревностно. Редко ходят в гости и редко приглашают к себе. Напрягает ночевка в гостях (хотя раньше это было обычным делом). Не знают соседей и не хотят знать – а вдруг те начнут в друзья набиваться? Мучительно переносят любое вынужденное соседство (например, в купе, в номере гостиницы), потому что не знают, не умеют ставить границы легко и естественно, получая при этом удовольствие от общения, и ставят «противотанковые ежи» на дальних подступах.

А что с семьей? Большинство и сейчас еще в сложных отношения со своими родителями (или их памятью), у многих не получилось с прочным браком, или получилось не с первой попытки, а только после отделения (внутреннего) от родителей.

Конечно, полученные и усвоенный в детстве установки про то, что мужики только и ждут, чтобы «поматросить и бросить», а бабы только и стремятся, что «подмять под себя», счастью в личной жизни не способствуют. Но появилась способность «выяснять отношения», слышать друг друга, договариваться. Разводы стали чаще, поскольку перестали восприниматься как катастрофа и крушение всей жизни, но они обычно менее кровавые, все чаще разведенные супруги могут потом вполне конструктивно общаться и вместе заниматься детьми.

Часто первый ребенок появлялся в быстротечном «осеменительском» браке, воспроизводилась родительская модель. Потом ребенок отдавался полностью или частично бабушке в виде «откупа», а мама получала шанс таки отделиться и начать жить своей жизнью. Кроме идеи утешить бабушку, здесь еще играет роль многократно слышанное в детстве «я на тебя жизнь положила». То есть люди выросли с установкой, что растить ребенка, даже одного – это нечто нереально сложное и героическое. Часто приходится слышать воспоминания, как тяжело было с первенцем. Даже у тех, кто родил уже в эпоху памперсов, питания в баночках, стиральных машин-автоматов и прочих прибамбасов. Не говоря уже о центральном отоплении, горячей воде и прочих благах цивилизации. «Я первое лето провела с ребенком на даче, муж приезжал только на выходные. Как же было тяжело! Я просто плакала от усталости» Дача с удобствами, ни кур, ни коровы, ни огорода, ребенок вполне здоровый, муж на машине привозит продукты и памперсы. Но как же тяжело!

А как же не тяжело, если известны заранее условия задачи: «жизнь положить, ночей не спать, здоровье угробить». Тут уж хочешь - не хочешь… Эта установка заставляет ребенка бояться и избегать. В результате мама, даже сидя с ребенком, почти с ним не общается и он откровенно тоскует. Нанимаются няни, они меняются, когда ребенок начинает к ним привязываться – ревность! – и вот уже мы получаем новый круг – депривированого, недолюбленного ребенка, чем-то очень похожего на того, военного, только войны никакой нет. Призовой забег. Посмотрите на детей в каком-нибудь дорогом пансионе полного содержания. Тики, энурез, вспышки агрессии, истерики, манипуляции. Детдом, только с английским и теннисом. А у кого нет денег на пансион, тех на детской площадке в спальном районе можно увидеть. «Куда полез, идиот, сейчас получишь, я потом стирать должна, да?» Ну, и так далее, «сил моих на тебя нет, глаза б мои тебя не видели», с неподдельной ненавистью в голосе. Почему ненависть? Так он же палач! Он же пришел, чтобы забрать жизнь, здоровье, молодость, так сама мама сказала!

Другой вариант сценария разворачивает, когда берет верх еще одна коварная установка гиперотвественных: все должно быть ПРАВИЛЬНО! Наилучшим образом! И это – отдельная песня. Рано освоившие родительскую роль «дяди Федоры» часто бывают помешаны на сознательном родительстве. Господи, если они осилили в свое время родительскую роль по отношению к собственным папе с мамой, неужели своих детей не смогут воспитать по высшему разряду? Сбалансированное питание, гимнастика для грудничков, развивающие занятия с года, английский с трех. Литература для родителей, читаем, думаем, пробуем. Быть последовательными, находить общий язык, не выходить из себя, все объяснять, ЗАНИМАТЬСЯ РЕБЕНКОМ. И вечная тревога, привычная с детства – а вдруг что не так? А вдруг что-то не учли? а если можно было и лучше? И почему мне не хватает терпения? И что ж я за мать (отец)?

В общем, если поколение детей войны жило в уверенности, что они – прекрасные родители, каких поискать, и у их детей счастливое детство, то поколение гиперотвественных почти поголовно поражено «родительским неврозом». Они (мы) уверены, что они чего-то не учли, не доделали, мало «занимались ребенком (еще и работать посмели, и карьеру строить, матери-ехидны), они (мы) тотально не уверенны в себе как в родителях, всегда недовольны школой, врачами, обществом, всегда хотят для своих детей больше и лучше.

Несколько дней назад мне звонила знакомая – из Канады! – с тревожным вопросом: дочка в 4 года не читает, что делать? Эти тревожные глаза мам при встрече с учительницей – у моего не получаются столбики! «А-а-а, мы все умрем!», как любит говорить мой сын, представитель следующего, пофигистичного, поколения. И он еще не самый яркий, так как его спасла непроходимая лень родителей и то, что мне попалась в свое время книжка Никитиных, где говорилось прямым текстом: мамашки, не парьтесь, делайте как вам приятно и удобно и все с дитем будет хорошо. Там еще много всякого говорилось, что надо в специальные кубики играть и всяко развивать, но это я благополучно пропустила:) Оно само развилось до вполне приличных масштабов.

К сожалению, у многих с ленью оказалось слабовато. И родительствовали они со страшной силой и по полной программе. Результат невеселый, сейчас вал обращений с текстом «Он ничего не хочет. Лежит на диване, не работает и не учится. Сидит, уставившись в компьютер. Ни за что не желает отвечать. На все попытки поговорить огрызается.». А чего ему хотеть, если за него уже все отхотели? За что ему отвечать, если рядом родители, которых хлебом не корми – дай поотвечать за кого-нибудь? Хорошо, если просто лежит на диване, а не наркотики принимает. Не покормить недельку, так, может, встанет. Если уже принимает – все хуже.

Но это поколение еще только входит в жизнь, не будем пока на него ярлыки вешать. Жизнь покажет.

Чем дальше, чем больше размываются «берега», множатся, дробятся, причудливо преломляются последствия пережитого. Думаю, к четвертому поколению уже гораздо важнее конкретный семейный контекст, чем глобальная прошлая травма. Но нельзя не видеть, что много из сегодняшнего дня все же растет из прошлого.

5 октября 2017, 13:07

Девы, на волне поста и комментариев об отношениях с матерью (см. ниже в блогах) я хочу предложить вам хоть не новую, но актуальную статью психолога Людмилы Петрановской "Травмы поколений". Лично мне она была полезна - получилось сложить недостающие пазлы в отношениях с родителями и с детьми. И с мужем.

Я скопирую сюда часть текста, иначе пост будет очень длинным и ниже дам ссылку на продолжение (прошу прощения за богомерзкий пикабу, кстати, комментарии там тоже поразили. Cколько анонимных слез и боли может выдержать интернет...)

Итак, статья:

"Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии – первый удар по ним.

И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел – постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного – лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее – а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не на него злится – на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет.

Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги?

Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации. Помните картину «Опять двойка»? Она написана в 51. Главному герою лет 11 на вид. Ребенок войны, травмированный больше, чем старшая сестра, захватившая первые годы нормальной семейной жизни, и младший брат, любимое дитя послевоенной радости – отец живой вернулся. На стене – трофейные часы. А мальчику трудно учиться.

Конечно, у всех все по-разному. Запас душевных сил у разных женщин разный. Острота горя разная. Характер разный. Хорошо, если у матери есть источники поддержки – семья, друзья, старшие дети. А если нет? Если семья оказалась в изоляции, как «враги народа», или в эвакуации в незнакомом месте? Тут или умирай, или каменей, а как еще выжить?

Идут годы, очень трудные годы, и женщина научается жить без мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Конь в юбке. Баба с яйцами. Назовите как хотите, суть одна. Это человек, который нес-нес непосильную ношу, да и привык. Адаптировался. И по-другому уже просто не умеет. Многие помнят, наверное, бабушек, которые просто физически не могли сидеть без дела. Уже старенькие совсем, все хлопотали, все таскали сумки, все пытались рубить дрова. Это стало способом справляться с жизнью. Кстати, многие из них стали настолько стальными – да, вот такая вот звукопись – что прожили очень долго, их и болезни не брали, и старость. И сейчас еще живы, дай им Бог здоровья.

В самом крайнем своем выражении, при самом ужасном стечении событий, такая женщина превращалась в монстра, способного убить своей заботой. И продолжала быть железной, даже если уже не было такой необходимости, даже если потом снова жила с мужем, и детям ничего не угрожало. Словно зарок выполняла.

Ярчайший образ описан в книге Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Самое страшное в этой патологически измененной женщине – не грубость, и не властность. Самое страшное – любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.

А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь.

А самое ужасное – что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное – чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности – не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню.

Но оставим в стороне крайние случаи. Просто женщина, просто мама. Просто горе. Просто ребенок, выросший с подозрением, что не нужен и нелюбим, хотя это неправда и ради него только и выжила мама и вытерпела все. И он растет, стараясь заслужить любовь, раз она ему не положена даром. Помогает. Ничего не требует. Сам собой занят. За младшими смотрит. Добивается успехов. Очень старается быть полезным. Только полезных любят. Только удобных и правильных. Тех, кто и уроки сам сделает, и пол в доме помоет, и младших уложит, ужин к приходу матери приготовит. Слышали, наверное, не раз такого рода рассказы про послевоенное детство? “Нам в голову прийти не могло так с матерью разговаривать!” - это о современной молодежи. Еще бы. Еще бы. Во-первых, у железной женщины и рука тяжелая. А во-вторых - кто ж будет рисковать крохами тепла и близости? Это роскошь, знаете ли, родителям грубить.

Травма пошла на следующий виток.

Настанет время, и сам этот ребенок создаст семью, родит детей. Годах примерно так в 60-х. Кто-то так был «прокатан» железной матерью, что оказывался способен лишь воспроизводить ее стиль поведения. Надо еще не забывать, что матерей-то многие дети не очень сильно и видели, в два месяца – ясли, потом пятидневка, все лето – с садом на даче и т. д. То есть «прокатывала» не только семья, но и учреждения, в которых «Страшных баб» завсегда хватало.

Но рассмотрим вариант более благополучный. Ребенок был травмирован горем матери, но вовсе душу ему не отморозило. А тут вообще мир и оттепель, и в космос полетели, и так хочется жить, и любить, и быть любимым. Впервые взяв на руки собственного, маленького и теплого ребенка, молодая мама вдруг понимает: вот он. Вот тот, кто наконец-то полюбит ее по-настоящему, кому она действительно нужна. С этого момента ее жизнь обретает новый смысл. Она живет ради детей. Или ради одного ребенка, которого она любит так страстно, что и помыслить не может разделить эту любовь еще на кого-то. Она ссорится с собственной матерью, которая пытается отстегать внука крапивой – так нельзя. Она обнимает и целует свое дитя, и спит с ним вместе, и не надышится на него, и только сейчас, задним числом осознает, как многого она сама была лишена в детстве. Она поглощена этим новым чувством полностью, все ее надежды, чаяния – все в этом ребенке. Она «живет его жизнью», его чувствами, интересами, тревогами. У них нет секретов друг от друга. С ним ей лучше, чем с кем бы то ни было другим.

И только одно плохо – он растет. Стремительно растет, и что же потом? Неужто снова одиночество? Неужто снова – пустая постель? Психоаналитики тут бы много чего сказали, про перемещенный эротизм и все такое, но мне сдается, что нет тут никакого эротизма особого. Лишь ребенок, который натерпелся одиноких ночей и больше не хочет. Настолько сильно не хочет, что у него разум отшибает. «Я не могу уснуть, пока ты не придешь». Мне кажется, у нас в 60-70-е эту фразу чаще говорили мамы детям, а не наоборот.

Что происходит с ребенком? Он не может не откликнуться на страстный запрос его матери о любви. Это выше его сил. Он счастливо сливается с ней, он заботится, он боится за ее здоровье. Самое ужасное – когда мама плачет, или когда у нее болит сердце. Только не это. «Хорошо, я останусь, мама. Конечно, мама, мне совсем не хочется на эти танцы». Но на самом деле хочется, ведь там любовь, самостоятельная жизнь, свобода, и обычно ребенок все-таки рвет связь, рвет больно, жестко, с кровью, потому что добровольно никто не отпустит. И уходит, унося с собой вину, а матери оставляя обиду. Ведь она «всю жизнь отдала, ночей не спала». Она вложила всю себя, без остатка, а теперь предъявляет вексель, а ребенок не желает платить. Где справедливость? Тут и наследство “железной” женщины пригождается, в ход идут скандалы, угрозы, давление. Как ни странно, это не худший вариант. Насилие порождает отпор и позволяет-таки отделиться, хоть и понеся потери.

Некоторые ведут свою роль так искусно, что ребенок просто не в силах уйти. Зависимость, вина, страх за здоровье матери привязывают тысячами прочнейших нитей, про это есть пьеса Птушкиной «Пока она умирала», по которой гораздо более легкий фильм снят, там Васильева маму играет, а Янковский – претендента на дочь. Каждый Новый год показывают, наверное, видели все. А лучший – с точки зрения матери – вариант, если дочь все же сходит ненадолго замуж и останется с ребенком. И тогда сладкое единение можно перенести на внука и длить дальше, и, если повезет, хватит до самой смерти.

И часто хватает, поскольку это поколение женщин гораздо менее здорово, они часто умирают намного раньше, чем их матери, прошедшие войну. Потому что стальной брони нет, а удары обиды разрушают сердце, ослабляют защиту от самых страшных болезней. Часто свои неполадки со здоровьем начинают использовать как неосознанную манипуляцию, а потом трудно не заиграться, и вдруг все оказывается по настоящему плохо. При этом сами они выросли без материнской внимательной нежной заботы, а значит, заботиться о себе не привыкли и не умеют, не лечатся, не умеют себя баловать, да, по большому счету, не считают себя такой уж большой ценностью, особенно если заболели и стали «бесполезны».

Но что-то мы все о женщинах, а где же мужчины? Где отцы? От кого-то же надо было детей родить?

С этим сложно. Девочка и мальчик, выросшие без отцов, создают семью. Они оба голодны на любовь и заботу. Они оба надеются получить их от партнера. Но единственная модель семьи, известная им – самодостаточная «баба с яйцами», которой, по большому счету, мужик не нужен. То есть классно, если есть, она его любит и все такое. Но по-настоящему он ни к чему, не пришей кобыле хвост, розочка на торте. «Посиди, дорогой, в сторонке, футбол посмотри, а то мешаешь полы мыть. Не играй с ребенком, ты его разгуливаешь, потом не уснет. Не трогай, ты все испортишь. Отойди, я сама» И все в таком духе. А мальчики-то тоже мамами выращены. Слушаться привыкли. Психоаналитики бы отметили еще, что с отцом за маму не конкурировали и потому мужчинами себя не почувствовали. Ну, и чисто физически в том же доме нередко присутствовала мать жены или мужа, а то и обе. А куда деваться? Поди тут побудь мужчиной…

Некоторые мужчины находили выход, становясь «второй мамой». А то и единственной, потому что сама мама-то, как мы помним, «с яйцами» и железом погромыхивает. В самом хорошем варианте получалось что-то вроде папы дяди Федора: мягкий, заботливый, чуткий, все разрешающий. В промежуточном – трудоголик, который просто сбегал на работу от всего от этого. В плохом – алкоголик. Потому что мужчине, который даром не нужен своей женщине, который все время слышит только «отойди, не мешай», а через запятую «что ты за отец, ты совершенно не занимаешься детьми» (читай «не занимаешься так, как Я считаю нужным»), остается или поменять женщину – а на кого, если все вокруг примерно такие? – или уйти в забытье.

С другой стороны, сам мужчина не имеет никакой внятной модели ответственного отцовства. На их глазах или в рассказах старших множество отцов просто встали однажды утром и ушли – и больше не вернулись. Вот так вот просто. И ничего, нормально. Поэтому многие мужчины считали совершенно естественным, что, уходя из семьи, они переставали иметь к ней отношение, не общались с детьми, не помогали. Искренне считали, что ничего не должны «этой истеричке», которая осталась с их ребенком, и на каком-то глубинном уровне, может, были и правы, потому что нередко женщины просто юзали их, как осеменителей, и дети были им нужнее, чем мужики. Так что еще вопрос, кто кому должен. Обида, которую чувствовал мужчина, позволяла легко договориться с совестью и забить, а если этого не хватало, так вот ведь водка всюду продается.

Ох, эти разводы семидесятых - болезненные, жестокие, с запретом видеться с детьми, с разрывом всех отношений, с оскорблениями и обвинениями. Мучительное разочарование двух недолюбленных детей, которые так хотели любви и счастья, столько надежд возлагали друг на друга, а он/она – обманул/а, все не так, сволочь, сука, мразь… Они не умели налаживать в семье круговорот любви, каждый был голоден и хотел получать, или хотел только отдавать, но за это – власти. Они страшно боялись одиночества, но именно к нему шли, просто потому, что, кроме одиночества никогда ничего не видели.

В результате – обиды, душевные раны, еще больше разрушенное здоровье, женщины еще больше зацикливаются на детях, мужчины еще больше пьют.

У мужчин на все это накладывалась идентификация с погибшими и исчезнувшими отцами. Потому что мальчику надо, жизненно необходимо походить на отца. А что делать, если единственное, что о нем известно – что он погиб? Был очень смелым, дрался с врагами – и погиб? Или того хуже – известно только, что умер? И о нем в доме не говорят, потому что он пропал без вести, или был репрессирован? Сгинул – вот и вся информация? Что остается молодому парню, кроме суицидального поведения? Выпивка, драки, сигареты по три пачки в день, гонки на мотоциклах, работа до инфаркта. Мой отец был в молодости монтажник-высотник. Любимая фишка была – работать на высоте без страховки. Ну, и все остальное тоже, выпивка, курение, язва. Развод, конечно, и не один. В 50 лет инфаркт и смерть. Его отец пропал без вести, ушел на фронт еще до рождения сына. Неизвестно ничего, кроме имени, ни одной фотографии, ничего.

Вот в таком примерно антураже растут детки, третье уже поколение.

В моем классе больше, чем у половины детей родители были в разводе, а из тех, кто жил вместе, может быть, только в двух или трех семьях было похоже на супружеское счастье. Помню, как моя институтская подруга рассказывала, что ее родители в обнимку смотрят телевизор и целуются при этом. Ей было 18, родили ее рано, то есть родителям было 36-37. Мы все были изумлены. Ненормальные, что ли? Так не бывает! ........

https://pikabu.ru/story/travmyi_pokoleniy_3018602

Видимо, не отцепится это всеот меня, пока не напишется. Сдаюсь и пишу.

Как же она все-таки передается, травма?
Понятно, что можно всегда все объяснить «потоком», «переплетениями», «родовой памятью» и т. д. , и, вполне возможно, что совсем без мистики и не обойдешься, но если попробовать? Взять только самый понятный, чисто семейный аспект, родительско-детские отношения, без политики и идеологии. О них потом как-нибудь.

Живет себе семья. Молодая совсем, только поженились, ждут ребеночка. Или только родили. А может, даже двоих успели. Любят, счастливы, полны надежд. И тут случается катастрофа. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. Чаще всего первыми в жернова попадают мужчины. Революции, войны, репрессии - первый удар по ним.
И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел - постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких. Каково состояние матери? Она вынуждена держать себя в руках, она не может толком отдаться горю. На ней ребенок (дети), и еще много всего. Изнутри раздирает боль, а выразить ее невозможно, плакать нельзя, «раскисать» нельзя. И она каменеет. Застывает в стоическом напряжении, отключает чувства, живет, стиснув зубы и собрав волю в кулак, делает все на автомате. Или, того хуже, погружается в скрытую депрессию, ходит, делает, что положено, хотя сама хочет только одного - лечь и умереть. Ее лицо представляет собой застывшую маску, ее руки тяжелы и не гнутся. Ей физически больно отвечать на улыбку ребенка, она минимизирует общение с ним, не отвечает на его лепет. Ребенок проснулся ночью, окликнул ее - а она глухо воет в подушку. Иногда прорывается гнев. Он подполз или подошел, теребит ее, хочет внимания и ласки, она когда может, отвечает через силу, но иногда вдруг как зарычит: «Да, отстань же», как оттолкнет, что он аж отлетит. Нет, она не него злится - на судьбу, на свою поломанную жизнь, на того, кто ушел и оставил и больше не поможет.

Только вот ребенок не знает всей подноготной происходящего. Ему не говорят, что случилось (особенно если он мал). Или он даже знает, но понять не может. Единственное объяснение, которое ему в принципе может прийти в голову: мама меня не любит, я ей мешаю, лучше бы меня не было. Его личность не может полноценно формироваться без постоянного эмоционального контакта с матерью, без обмена с ней взглядами, улыбками, звуками, ласками, без того, чтобы читать ее лицо, распознавать оттенки чувств в голосе. Это необходимо, заложено природой, это главная задача младенчества. А что делать, если у матери на лице депрессивная маска? Если ее голос однообразно тусклый от горя, или напряжено звенящий от тревоги?
Пока мать рвет жилы, чтобы ребенок элементарно выжил, не умер от голода или болезни, он растет себе, уже травмированный. Не уверенный, что его любят, не уверенный, что он нужен, с плохо развитой эмпатией. Даже интеллект нарушается в условиях депривации. Помните картину «Опять двойка»? Она написана в 51. Главному герою лет 11 на вид. Ребенок войны, травмированный больше, чем старшая сестра, захватившая первые годы нормальной семейной жизни, и младший брат, любимое дитя послевоенной радости - отец живой вернулся. На стене - трофейные часы. А мальчику трудно учиться.

Конечно, у всех все по-разному. Запас душевных сил у разных женщин разный. Острота горя разная. Характер разный. Хорошо, если у матери есть источники поддержки - семья, друзья, старшие дети. А если нет? Если семья оказалась в изоляции, как «враги народа», или в эвакуации в незнакомом месте? Тут или умирай, или каменей, а как еще выжить?

Самое страшное в этой патологически измененной женщине - не грубость, и не властность. Самое страшное - любовь. Когда, читая Санаева, понимаешь, что это повесть о любви, о такой вот изуродованной любви, вот когда мороз-то продирает. У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.
А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь.

А самое ужасное - что черты «Страшной бабы» носит вся наша система защиты детей до сих пор. Медицина, школа, органы опеки. Главное - чтобы ребенок был «в порядке». Чтобы тело было в безопасности. Душа, чувства, привязанности - не до этого. Спасти любой ценой. Накормить и вылечить. Очень-очень медленно это выветривается, а нам-то в детстве по полной досталось, няньку, которая половой тряпкой по лицу била, кто не спал днем, очень хорошо помню.

Но оставим в стороне крайние случаи. Просто женщина, просто мама. Просто горе. Просто ребенок, выросший с подозрением, что не нужен и нелюбим, хотя это неправда и ради него только и выжила мама и вытерпела все. И он растет, стараясь заслужить любовь, раз она ему не положена даром. Помогает. Ничего не требует. Сам собой занят. За младшими смотрит. Добивается успехов. Очень старается быть полезным. Только полезных любят. Только удобных и правильных. Тех, кто и уроки сам сделает, и пол в доме помоет, и младших уложит, ужин к приходу матери приготовит. Слышали, наверное, не раз такого рода расказы про послевоенное детство? "Нам в голову прийти не могло так с матерью разговаривать!" -- это о современной молодежи. Еще бы. Еще бы. Во-первых, у железной женщины и рука тяжелая. А во-вторых -- кто ж будет рисковать крохами тепла и близости? Это роскошь, знаете ли, родителям грубить.

Травма пошла на следующий виток.

Мне тут временами начинают рассказывать о травмах поколений. Мол, ай-ай, из-за всех ужасных ужасов, которые ужасали наших предков в двадцатом веке, e у нас, потомков, «нарабілася» много психологических проблем.

Рассказчики, правда, почему-то забывают, что и до двадцатого столетия наши предки как-то жили, и что тогда жизнь тоже была не сахар, мягко говоря. Почему отсчёт травмам нужно вести именно с начала двадцатого века — загадка.

Травмы поколений — фикция

Ну да речь не об этом. Речь о том, что все эти травмы поколений — яйца выеденного не стоят. Все эти рассказы об ужасном детстве, массовой парентификации родителей и искалеченных внутренних детях — суть запугивание и наведение тени на плетень, если не сказать грубее.

Дело в том, что рассказчики о травмах поколений, похоже, совсем не в теме особенностей детской психики.

Ну, давайте я внесу кое-какую ясность. Поможет нам в этом «Гавайское исследование» Эмми Вернер и Рут Смит (EE Werner, RS Smith). В рамках этого продольника (лонгитюда, по-научному) исследовали детей из гавайских семей (около семисот человек, семьи были как благополучные, так и не очень, дети из последних считались «группой риска», а первые «контрольной группой»). Исследовались долго — около сорока лет. Их начали отслеживать даже не с младенчества, а ещё раньше, до родов.

Методы и показатели для отслеживания использовали разные. Например, на некоторых этапах (с 18-ти лет) ещё опрашивали участников о разном в их жизни. Параллельно применяли всякие тесты (в тридцать два года, например, использовали Шкалу локуса контроля Роттера). А ещё смотрели различные объективные показатели. Например, такой «получение пособий, положенных семьям малолетних нарушителей». Ну и, конечно, статистику приводов в полицию, судебные решения, штрафы, разводы и так далее.

Что такое «группа риска»? Это такие семьи, где родители пили, были преступниками, рано умерли, жили в нищете и так далее.

Плюс все дети пережили два адских урагана, прошедшихся по Гавайям и унёсших много жизней. И, наконец, конечно же, много личных трагедий: побои, раннюю беременность и аборты, издевательства сверстников и так далее, так далее, так далее.

И что? Оказалось, что из «группы риска» трудности своей жизни к сорока годам успешно преодолели более 80% (из оставшихся 20% действительно плохо приспособившихся к жизни больше половины составили мужчины).

Что значит «успешно преодолели»? Значит, что они довольны своей жизнью на субъективном уровне и объективные оценки это подтверждают. То есть — люди работают, живут в нормальном жилье, не привлекаются в полицию, занимаются уймой разных интересных дел, общаются с большим числом людей (много социальных и личных связей), здоровье в целом приличное, нет алкогольных и наркотических зависимостей.

В общем, нормальная счастливая жизнь. Повторюсь и подчеркну — люди считают свою жизнь счастливой сами и это же подтверждает объективная статистика.

Почему травм не случается?

Как же так вышло — дети из неблагополучных семей, пережившие кучу всяких ужасов, не нацепляли на себя травмы прошлых поколений, не обзавелись травмами собственными, а прекрасно себя чувствуют к сорока годам жизни?

Ведь должны же травмы быть в огромных количествах. Просто в лютых!

Может быть, дело в Гавайях? Там солнце и красота, всё должно быть отлично, нет поводов для тоски и страданий. Может, в этом дело? Нет, не в этом. Иначе не было бы двадцати процентов тех, кто не справился.

Может быть, дело в национальном составе? Может, у гавайцев есть какая-то культурная особенность, которая позволила детям вырасти счастливыми, а те двадцать процентов, кто не вырос — не гавайцы? Нет, в исследовании участвовали представители самых разных этнических групп.

Может, участники исследования прибегали к психотерапии? Например, к семейным расстановкам? Нет, такого опыта ни у кого не было. Что-то читали, конечно, но за помощью к психологам не обращались.

Что же сработало? Две штуки – а) природная эластичность человеческой психики и б) эмоциональный контакт .

Человеческая (а особенно детская) психика эластична. Она способна «переварить» разные трудности и сложности. У некоторых детей психика особенно эластична, у некоторых — поменьше.

Те, кто легче забывают плохое, гибче изменяют своё поведение, легко переключаются с деятельности на деятельность, они, скорее, дети с более эластичной психикой. Ну а кто демонстрирует менее гибкое поведение, менее лёгкое переключение — у тех психика менее эластичная.

Подчёркиваю — менее эластичная. То есть эластичность их психики ниже, чем у других детей. Не отсутствует вовсе, а просто ниже.

Второй сработавшей штукой был эмоциональный контакт. Надо отметить, что иногда и без оного контакта ребёнок рос вполне себе без травм. Но такие дети отличались особенной эластичностью психики. Эдакие маленькие супермены.

А вот остальным помог упомянутый эмоциональный контакт.

И здесь рассказчиков о травмах поколений ждёт ещё один удар по стройной концепции. Оказывается, важен не столько эмоциональный контакт с матерью, а просто — со значимым старшим. Подчёркиваю: не взрослым, а просто — старшим.

В идеале, конечно, этот старший — это мать и/или отец. Но, как выяснилось, это может быть вообще кто угодно — хоть бабушка, хоть тренер в спортивном кружке, хоть дворник, хоть соседский парнишка. Главное, чтобы он был старше, был значим и с ним был хороший эмоциональный контакт.

Это, кстати, было и до исследования известно. В США в 1904 году появилась волонтёрская программа «Большие братья, большие сёстры» (англ. «Big Brothers, Big Sisters»). Суть простая — волонтёры (старше примерно лет на пять-восемь) встречаются с детьми и вместе проводят время. Ходят в кино, на катки, в музеи, играют в настольные игры, занимаются спортом, занимаются в театральном кружке и так далее. В общем, чем-то занимаются вместе. При этом, разумеется, общаются.

Результат — потрясающий. Дети, с которыми занимаются такие Старшие Братья или Старшие Сёстры, стойко переживают любые невзгоды и впоследствии становятся вполне себе счастливыми людьми.

Точь-в-точь, как в «Гавайском исследовании».

Кстати, движение «Большие братья, большие сёстры» сейчас – это международная волонтёрская программа, которая существует в 13 странах мира, включая Россию и Беларусь.

Человек значительно выносливее, чем кажется

Вот такие дела, дорогие товарищи. Человеческая психика — эластична. При соблюдении некоторых условий (среди них, что характерно, нет психотерапии) она вполне себе «переваривает» негативные события, и они не становятся препятствием для счастливой жизни человека.

Что, ещё не убедил? Вот вам исследование Брюса Райнда, Филиппа Тромовича и Роберта Баузермана (1998). Учёные проанализировали 37000 (!) случаев сексуального насилия и выяснили, что «сексуально насилие, перенесённое в детстве, не влекло за собой НЕПРЕМЕННЫХ психологических и эмоциональных проблем в зрелом возрасте» . Правда, Конгресс США счёт это исследование опасным, т.к. отдельные пассажиры смогли бы использовать эти результаты как индульгенцию педофилам, но факт-то остаётся.

Другие исследователи в обзоре 1993 года выявили следующее — разумеется, дети, подвергшиеся сексуальному насилию, страдают. При этом нет никакого общего синдрома в таких случаях, а две трети детей выздоравливают в течение первых 12-18 месяцев. Причём больше всего им в этом помогает поддержка матери.

Все ещё не убедил? Все еще думаете, что есть какие-то ужасные травмы поколений, которые передаются от родителей к детям и портят последним жизнь? Тогда вот еще одно исследование — шведское.

Марианна Седерблад (Marianne Cederblad) с коллегами в 1994 году выпустили большую статью с результатами продольника, начатого в 1947 году. Исследовались там дети, у которых были психиатрические факторы риска. Что оказалось? Да все то же — к пятидесяти годам подавляющее большинство детей были вполне себе социализированы и здоровы, жили полной жизнью.

Недостаточно? Вот более раннее исследование — от 1987 года . Психологи Джоан Кауфман и Эдвард Зиглер обобщили множество исследований по теме детей, выросших с жестокими родителями и показал, что почти 70% детей не становились такими же жестокими как родители (обратите внимание, что число детей, справившихся с трудным детством опять около четверти — как в Гавайском исследовании).

Энн Мастен в эпохальной статье «Обыкновенная магия: процессы устойчивости в развитии» наглядно показала, что устойчивость детей, выросших в неблагоприятных условиях изрядно преуменьшена. На самом же деле, устойчивость человека — это норма, которая создаётся адаптационными системами человека. И проблемы в адаптации у детей из неблагополучных семей создаются там, где разрушаются эти системы.

Кстати, более подробно о факторах, которые влияют на устойчивость детской психики, можно прочитать в её обзоре от 2009 года «Обыкновенная магия: уроки исследований устойчивости человеческого развития» .

Что мы видим? Что детская психика в целом достаточно успешно «переваривает» любые проблемы развития. Даже если родители были жестоки и ребёнок рос в неблагоприятной среде, шансов на проблемы в развитии относительно не много.

Конечно же, это всё не оправдывает насилие по отношению к детям. Оно не допустимо — нет никаких причин, которые могли бы его оправдать.

Написанное выше так же не означает, что неблагоприятная среда никак не мешает нормальному развитию ребёнка. Конечно, мешает — и кто-то справляется с ней (примерно три четверти), а кто-то — нет (примерно четверть).

И четверть — это очень много. Это серьёзная цифра, нужны всяческие усилия для её уменьшения (в идеале — до нуля).

Однако не надо бросаться в крайности и вещать, будто-то бы все мы жертвы поколений и всяческие политические и другие события неимоверно исковеркали наших родителей, нас и обязательно исковеркают наших детей.

Как показывают исследования, это совершенно не так. Человеческая психика пластична и если её подкрепить эмоциональным контактом со значимым старшим, никаких психологических травм не будет. Чтобы там ни говорили рассказчики о травмах поколений.

А меня всё, спасибо за внимание.

Кстати, если хотите больше подробностей о том, улучшить пластичность своей психики, то .

Травм поколений не существует : 105 комментариев

  1. Евгений Медведев

    Павел, привет.
    Имхо, сравнивать северный народ (бывш. СССР) с южным (Гавайи) как минимум некорректно, даже со ссылкой на лонгитюд. У нас свои эколого-географические особенности, своя история (множество войн за 20 век), определяющие наш менталитет и взгляды на жизнь.
    Я общался со знакомым в Израиле и местными жителями на Кипре. Естественно я лично бывал в этих райских местах и видел какие там живут люди. Скажу категорично: психологи там не нужны! Ну какие психологи и травмы в климате +30 и где 300 солнечных дней в году?))
    Да, значимые взрослые важны и эмоц. связь с ними. Теже взрослые могут и искалечить.
    См. книги Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом» и Екатерины Михайловой «Я у себя одна».
    Вспоминает психолог Людмила Петрановская: «У меня была подружка в детстве, поздний ребенок матери, подростком пережившей блокаду. Она рассказывала, как ее кормили, зажав голову между голенями и вливая в рот бульон. Потому что ребенок больше не хотел и не мог, а мать и бабушка считали, что надо. Их так пережитый голод изнутри грыз, что плач живой девочки, родной, любимой, голос этого голода перекрыть не мог.
    А другую мою подружку мама брала с собой, когда делала подпольные аборты. И она показывала маленькой дочке полный крови унитаз со словами: вот, смотри, мужики-то, что они с нами делают. Вот она, женская наша доля. Хотела ли она травмировать дочь? Нет, только уберечь. Это была любовь.»
    Про бульон, заливаемый в рот и привязанный к стулу полотенцами ребенок — мой личный опыт. Где-то даже эта детская фотка с привязанным к стулу ребенком лежит в альбоме… Как оно на мне сказалось ведомо одному лишь Богу…

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Хм.. Я возможно буду резок, Евгений. Заранее приношу свои извинения. Стараюсь быть предельно аккуратным в формулировках.

      Имхо, сравнивать северный народ (бывш. СССР) с южным (Гавайи) как минимум некорректно, даже со ссылкой на лонгитюд. У нас свои эколого-географические особенности, своя история (множество войн за 20 век), определяющие наш менталитет и взгляды на жизнь.
      _Ну, имхо, так имхо. Обсуждать нечего 🙂 Хотя, конечно, странно считать, что у гавайцев всё было чудесно и беспроблемно…

      Я общался со знакомым в Израиле и местными жителями на Кипре. Естественно я лично бывал в этих райских местах и видел какие там живут люди. Скажу категорично: психологи там не нужны! Ну какие психологи и травмы в климате +30 и где 300 солнечных дней в году?))
      _Не нужны, конечно, но есть. Как быть с этим? 🙂

      Вспоминает психолог Людмила Петрановская:
      _Элизабет Лофтус отлично показала нам, как ненадёжны воспоминания. А я напомню, что воспоминания и свидетельские показания не являются весомым научным аргументом. Это понимает любой профессиональный психолог, хоть немного знакомый с наукой.

      Как оно на мне сказалось ведомо одному лишь Богу…
      _Если у вас есть деньги для интернета и время, то сказалось точно не в худшую сторону.

      Евгений, вы что сейчас защищаете? Только честно — что?

      PS. Ещё раз извиняюсь, если был резок.

      1. Евгений Медведев

        Да, норм, Павел, я не из тех, кто агрится на конструктивный диалог)
        Не то чтобы я что-то защищаю, а скорее отмечаю ряд нестыковок, из-за которых делать столь глобальные и категоричные выводы было бы самонадеянно. Как минимум наблюдаю отсутствие проф. нейтральности (хотя от самого категоричного психолога рунета видимо ждать не приходится).
        На мой взгляд, 700 человек на Гавайаях — нельзя считать репрезентативной выборкой. Необходимы более масштабные выборки (сотни тысяч человек), желательно в разных странах. По поводу «успешного преодоления» в исследовании — это так же субъективно, как обсуждать воспоминания людей. Научность бы заключалась в том, чтобы оценивать измеримые параметры, а так это всё вилами по воде писано.
        Павел, еще раз: мы — не гавайцы, гавайцы — не мы)
        По поводу психологов в Израиле и на Кипре — есть то они и в Антактиде наверное есть, вопрос лишь в востребованности данной профессии. Я ж не говорил, что их нет в Израиле. Я к тому что не популярны в силу того, что люди там достаточно счастливы в силу климато-географических особенностей ландшафта. А вот, например, в благополучной сервеной и холодной Скандинавии высокий уровень самоубийств. Я не утверждаю, что это зависит только от солнечной погоды, но подумать и поисследовать есть чего.
        Тот факт, что у меня есть деньги и время на интернет, не говорит о моей здоровости и адекватности. Мало ли маньяков и фриков в интернетах бродит. Это я сейчас норм., а потом может сработать триггер и…
        Из к\ф «Управление гневом»: «Есть два вида людей в гневе: одни вспыльчивые, другие накапливают гнев в себе. Вспыльчивые - это посетители, которые орут на кассира, когда он не берет у них купоны на скидку. Кассир же накапливает гнев в себе, день за днём оставаясь внешне спокойным, до тех пор, пока не сорвётся и не перестреляет всех людей в магазине.»

        1. Павел Зыгмантович Автор записи

          Да, норм, Павел, я не из тех, кто агрится на конструктивный диалог)
          _Это радует 🙂 Я стараюсь писать очень однозначно, чтобы исключить ошибки восприятия, но знает — всякое же бывает. Поэтому ещё раз обозначу — пишу без сарказма, наездов или подколок. Голая дискуссия, ничего другого.

          Не то чтобы я что-то защищаю, а скорее отмечаю ряд нестыковок, из-за которых делать столь глобальные и категоричные выводы было бы самонадеянно.
          _Какие именно нестыковки вы видите?

          На мой взгляд, 700 человек на Гавайаях - нельзя считать репрезентативной выборкой. Необходимы более масштабные выборки (сотни тысяч человек), желательно в разных странах.
          _Очень вероятно. Можете назвать, на какой выборке была основана теория о наличии неких травм поколений?

          По поводу «успешного преодоления» в исследовании - это так же субъективно, как обсуждать воспоминания людей. Научность бы заключалась в том, чтобы оценивать измеримые параметры, а так это всё вилами по воде писано.

          _Позволю себе цитату: «А ещё смотрели различные объективные показатели. Например, такой «получение пособий, положенных семьям малолетних нарушителей». Ну и, конечно, статистику приводов в полицию, судебные решения, штрафы, разводы и так далее.» Как видим, здесь указаны очень измеримые параметры. И, в свою очередь, поинтересуюсь — на каких измеримых параметрах основываются апологеты концепции травм поколений?

          Павел, еще раз: мы - не гавайцы, гавайцы - не мы)
          _Прошу заметить, что это совершенно ненаучный аргумент. Количество солнечных дней на Алтае примерно такое же, как на Гавайях (можете проверить). Войны там тоже не было, только мобилизация. Значит ли это, что жители Алтая не такие, как жители Рязани, например, что работу их психики нельзя рассматривать как аналогичную для рязанцев?

          По поводу психологов в Израиле и на Кипре - есть то они и в Антактиде наверное есть, вопрос лишь в востребованности данной профессии.
          _Вы утверждаете, что она там низкая? Можете как-то обосновать? Или я неправильно вас понял?

          Тот факт, что у меня есть деньги и время на интернет, не говорит о моей здоровости и адекватности. Мало ли маньяков и фриков в интернетах бродит. Это я сейчас норм., а потом может сработать триггер и…

          _Понимаете, какая штука… Да, вам что-то неприятное делали в детстве. Однако это не говорит о том, что вы получили какую-либо психологическую травму. Наличие денег и интернета обозначает, что вы более-менее успешно социализовались, значит, нет оснований говорить о задержке вашего развития. Следовательно, нет никаких оснований считать, что травма у вас вообще есть.

          Из к\ф «Управление гневом»:
          _Это гидравлическая модель психики. Устарела ещё в середине прошлого века. Устарела под давлением фактов, добытых в полевых и лабораторных исследованиях.

          И ещё, к нестыковкам и нейтральности. Скажите, наблюдаете ли вы нестыковки в рассказах о травмах поколений? Подчеркну ещё раз — интересуюсь именно для того, чтобы понять, ничего более.

  2. Ольга

    Павел, чесслово — я сегодня утром перечитывала серию постов Петрановской. И тут ваш пост как подарок.
    Спасибо вам огромное.
    Спасибо за профессионализм.

  3. Анна

    Павел, раньше с удовольствием читала Ваши статьи, многое нравилось. Но сейчас я нахожусь в недоумении. Точно так же, как Вы приводите факты выше, есть научные исследования, которые утверждают, что отношение родителей серьезно влияет на детей, начиная с 0левого возраста. Я читала достаточно таких статей и литературы, особенно меня поразили работы Уайнхолдов по созависимости. Также я посетила достаточно расстановок, в том числе и случаи с неродными отцами там были (к вопросу про значимых неродных взрослых, которых бывает недостаночно детям, нужен именно ушедший папа). И на расстановках вообще может всплыть проблема прабабки, а не непосредственно родителя. Мне кажется, что все эти исследования делались вовсе не по тем 20%, которых Вы приводите в пример. И в целом, население нашей страны в большинстве аддиктивно, поэтому сообщать такую информацию (в статье) людям, которым как раз следовало бы обращаться к психотерапевтам, это по сути дать лишнее оправдание в самообмане. Очень мне странно, что Вы так однобоко пишете о вопросе, ведь наверняка читали проф литературу…

  4. Ольга

    Раз речь зашла.
    Павел, еще спасибо за ветку в серии постов «9 мая или война как травма», где вы опровергаете либеральные мифы о СМЕРШ, заградотрядах и им подобные.
    Несколько знакомых обратили внимание на эту вашу ветку дискуссии.

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Ольга, вы не шутите? Мне казалось, это мало кому интересно… Если вы серьёзно, то я очень рад!

      Если не сложно, можете описать реакцию ваших знакомых на информацию из той ветки?

      1. Ольга

        Эта тема интересна — мифы типа резуновских, увы, живучи.
        Муж увлекается военной историей, техникой на таком уровне, что, например, знает неудачные конструкторские решения при проектировании такой-то модели танка или самолета, как они были заменены на удачные и к каким потерям или прорывам привели. Знакомые есть, тоже интересуются военной темой. Мужу дала почитать пост и комменты, он пробурчал что-то типа: «О, нормальный мужик». Реакция знакомых подобная: «Славатегосподи, нормальный человек».
        А я считаю, что после такого пронзительного и болезненного поста, где само собой разумеется амбивалентность чувств к Родине, написать такой комментарий как ваш — надо обладать смелостью. Именно в журнале Л.П. это трудно сделать, мне кажется.

      2. Рита
    2. Аноним
  5. Александр

    Павел, прочитав про ваше отношение к расстановкам хочу узнать категорично-научное мнение:
    1 Как вообще работают расстановки и почему у клиентов есть от них положительный эффект(самоубеждение? умение расстановщика направить процесс в нужное и изначально известное русло).
    2 Откуда у заместителей берется информация и переживания участников системы(зеркальные нейроны?). На расстановках иногда всплывают факты, которые были например семейной тайной и скрывались от клиента. Либо в организационных расстановках заместители вообще не знают, какую роль они замещают, при этом довольно точно воспроизводят ситуацию(клиент говорит об этом).
    3 Этот метод все-таки недостаточно изучен, или просто является антинаучной спекуляцией? Откуда тогда берутся в нашей стране расстановщики с профильным образованием в традиционных вузах, при этом которые еще у Хеллингера лично обучались?

    И самое важно что хочу спросить — какова альтернатива семейным расстановкам для работы с запросами в вашем понимании(категорично-научная альтернатива) и какую литературу вы порекомендуете почитать на эту тему.

  6. Александр

    Павел, благодарю за ответ и за заметку про механизм расстановок. В общих чертах я так и предполагал — многое зависит не от того, что клиент увидит в процессе от заместителей(это просто повышает его доверие к методу, хотя возможна демонстрация более здоровой модели поведения) а в основном от расстановщика и его работы с корректировкой убеждений (например применение ритуалов прощения, принятия, разрешения на действия).
    Надеюсь, что дистанционную расстановку в барокамере с измененным голосом в отношении вас не проводили.)

    А про травмы вопросы:
    1 Где та грань, на которой психика эластично проглатывает негатив или человеку все-таки стоит обратиться к специалисту во избежания последствий в виде расстройства личности? Откуда вообще берутся такие расстройства(до 10% населения по инф. Википедии), если защитные механизмы работают довольно-таки хорошо?

    2 Можно ли тренировать эту эластичнось и каким образом(например при воспитании ребенка)? И вообще, стоит ли прогибаться под изменчивый мир?(Понятно, что груженый камаз лучше обойти стороной).

    3 На чем основаны вышеупомянутые «Травмы поколений. Людмила Петрановская», которая Cемейный психолог, один из ведущих специалистов РФ в области семейного устройства, лауреат Премии Президента РФ в области образования за 2001 год.
    Явно не случайный человек и ее материалы не с потолка ведь взяты?

  7. Александр
  8. Гунтис

    Прочитал две статьи — от Людмилы Петряновской (о травмах поколений), и эту. В первый момент кажутся взаимовыключающими, но обдумав, хочу заявить: оба автора правы!
    На все сто согласен со всеми аргументами Петряновской. Немалую часть испытал на себе, плюс и минус поколение (я родился в 1957-ом). У моей жены по крайней мере три поколений женщин жили одни, без мужей. Мы (по крайней мере теперь уже 15 лет) смогли сломать этот сценарий, но никак не безболезненно. Я стал изучать методы психотерапии после того, как два раза чуть не потерял ее на почве психосоматики.
    То, что несметное количество женщин одни тянут лямку, пока мужья спивают все, к чему доберутся, никому не секрет — и не новость.
    Однако согласен и с Вашими доводами, Павел.
    Чем скорее всего (sic!) отличаются представители описанных Вами групп исследований? Тем, что в их обществе гораздо больше эмоционального контакта, что Вы и заметили в статье.
    И у вас, и у нас (я из Латвии) с этим гораздо больше проблем, и подозреваю, что значительная вина тут в некоторых особенностях пережитого большевистского строя. Всеоблемлющий страх за все и вся, и так далее. Или хотите сказать, что гаитяне прошли через такое же?
    А теперь о позитивном: я уверен, что и у нас, и у вас можно все это изменить. Пару лет тому назад сам прошел через сильную душевную боль, и в отчаянии нашел и прошел потрясающую методику групповых занятий. По крайней мере для меня это превосходило все, что до сих пор познал, изучил и испробовал в сфере психологии и терапии: «Сердечные круги», разработанные Тэджем Стейнером. Советую ознакомиться!
    www. heartcirclenetwork.com

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Или хотите сказать, что гаитяне прошли через такое же?
      _Гавайцы 🙂 Строго говоря, они прошли через гораздо худшее. Поинтересуйтесь историей Гавайев.

      А что касается нашей истории, то вы ошибочно считаете большивистский строй чем-то специфически ужасным. Царский строй был ровно таким же, феодальный строй от немцев был точно таким же — в историческом смысле мы и вы всё время жили в одном и том же. И если так, что всеобъемлющий страх был всегда и — что важно — этот страх усиливает эмоциональный контакт, а не ослабляет его.

      Как-то так 🙂

  9. Дарья

    Павел,
    У меня вопрос…А как же всем известная реальная история Билли Миллигана?У которого на почве насилия в детстве отчимом пооизошли серьезные психологические изменения?!Получается,что там эластичности не было вовсе?
    Для чего тогда существуют расстановки Хеллингера и почему они так популярны,если травм поколений не существует?

  10. Кира

    Павел, во-первых, спасибо за интересные и конструктивные мысли. Во-вторых, выражу догадку, почему идея про «травмы поколений» так привлекательны. Это же прекрасный способ снять ответственность за свою жизнь. Ну потому что — а что же теперь делать, вон какие травмы… что я могу сделать против трех поколений? 🙂

    К слову, у меня в семье есть пачка скелетов в шкафу, в частности, доведение родителями детей до суицида.. да и вообще отношения между родственниками напоминают военные действия. И я долго думала, что с таким генофондом у меня шансов на нормальную семейную жизнь очень мало, потому что ты живешь в мире, где все близкие отношения порождают среду весьма агрессивную к людям, которые там находятся.

    Прочитав Вашу заметку, я во-первых, порадовалась тому, что наша психика умнее нашего умозрения 🙂 во-вторых, опять-таки мысль об ответственности за себя. У меня есть пачка знакомых, которые объясняют поведения себя или других людей феноменом «отсутствующего отца». Причем иногда этот «отсутствующий отец» был, но функционал не выдерживал. У одного был очень требовательный и суровый, у другого — наоборот, тряпка и унылый.. И людям 30-40 лет, а этот аргумент для них является частью картины мира. В связи с чем я бы хотела посмотреть на человека, выросшего в идеальных условиях? с чуткой и заботливой матерью, которая могла его любить просто так. С сильным, уверенным в себе, многогранным и успешным отцом? С родственниками, которые уважали границы друг друга и всегда готовы были бы придти на помощь — если вдруг что 🙂 Не менее прекрасна вегетативная идея. Если много солнца — то у человека просто иммунитет от депрессии. А если сравнить северные страны и увидеть данные о качестве-длительности жизни, скажем, Скандинавии, то тут же можно услышать — «ах, так у них же ЭКОЛОГИЯ».

    То есть, приятно иметь некую внешнюю силу, которую невозможно изменить (погода, история.. культура?), в качестве аргумента почему у меня в жизни все не так, не то и можно страдать, требуя сочувствия к себе, внимания, льгот за проезд и прочих бенефиций.

    И, кстати, предложение с вопросом. Не писали ли Вы, Павел, когда-нибудь заметки о такой проблеме 🙂 Люди не знаю, чего они хотят. То есть, какие-то модели успешной жизни, но они называются просто из-за того, человек не может на этот вопрос ответить себе. И в качестве провокации — а вообще надо знать ответ на этот вопрос? 🙂

  11. marss2

    ну травм поколений может и не существует)

    но коллективные травмы штука вполне реальная

    взять например традиционное еврейское воспитание (знаменитые еврейские мамы и Пгиличные Мальчики со Скгипочкой)

    опять же Кавказ, тамошние традиции воспитания и явные следы травм у выросших на низ

    опять же детдомовцы и тамошние травмы воспитания

  12. Артём Гриневич

    День добрый, Павел. Всё это хорошо, но есть три вопроса.

    Никогда нигде не встречал конкретного определения того, что такое «травма поколений», у вас в статье его тоже не заметил. Так что первый вопрос: что именно в данной статье вы называете «травмой поколений»?

    Если честно не совсем понятен вывод который вы делаете из исследования. Вы пишите: «Оказалось, что из «группы риска» трудности своей жизни к сорока годам успешно преодолели более 80% (из оставшихся 20% действительно плохо приспособившихся к жизни больше половины составили мужчины).» Почему вы делаете вывод о том что «травм поколений» не существует, а не то что «люди с эластичной психикой способны преодолевать «травмы поколений»»? Т.е. исходя из чего именно делается вывод об отсутствии существования этих самых травм, я из вашей статьи не понял.

    Была ли схожесть в проблемах оставшихся 20%? Я говорю не столько о событийной схожести, сколько о самих проблемах, например из оставшихся 20% - 50% зависимые или тому подобное.

    И четвёртый. 🙂
    Для чего предназначалось данное исследование, какую изначально гипотезу проверяли и какие выводы сделали?

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Здравствуйте, Артём!

      Прежде всего, выражу своё удоволетворение. Я ждал ваших вопросов. И, знаете, меня это всегда удивляет. Почему певцам травм поколений вопросов об обоснованности их песен никто не задаёт, а мне — обязательно. Вы не знаете, почему так?

      Никогда нигде не встречал конкретного определения того, что такое «травма поколений», у вас в статье его тоже не заметил. Так что первый вопрос: что именно в данной статье вы называете «травмой поколений»?
      _То, что называют травмой поколений певцы травм поколений. Они не определяют свой термин — я неопределяю их термин. Мне кажется разумным не делать их работу за них 🙂

      Почему вы делаете вывод о том что «травм поколений» не существует, а не то что «люди с эластичной психикой способны преодолевать «травмы поколений»»?
      _Это хороший вопрос, и вы правы — действительно, исследование напрямую не доказывает отсутствия травм поколений. Однако эластичность психики присуща всем людям, кроме больных (вроде аутистов), поэтому нельзя говорить о каких-то отдельных людях. Поэтому ваш вывод уже некорректен. Это во-первых.

      Во-вторых, певцы травм покоолений утверждают, что травмы есть у поколений. А данное исследование показывает, что никакой травмы о целого поколения нет. Есть некоторый процент людей, несправившихся с жизнненными задачами, что вполне объяснимо и без прилечения конструкта «травмы поколений». Бритва Оккама, Чайник Рассела, все дела.

      Была ли схожесть в проблемах оставшихся 20%?
      _Больше половины — мужчины. В целом, схожесть, конечно была — эти люди были субъективно несчастны, сидели в тюрьмах, стали алкоголиками и наркоманами, работали только время от времени, жили в плохих условиях. Но это было не одновременно у всех и чётких закономерностей нет, не установлено.

      Для чего предназначалось данное исследование, какую изначально гипотезу проверяли и какие выводы сделали?
      _Изучали влияние среды на ребёнка и проверяли тезис «ужасное детство порождает проблемы во взрослом состоянии». Ну и ещё всякие аналогичные поменьше.

      Выводы есть в заметке — ключевым фактором среды является не вообще всё, а эмоциональный контакт со старшим. Его наличие и/или отсутствие обладает наибольшим влиянием на последующую жизнь ребёнка.

      Ответил? 🙂

  13. Лиса

    Здравствуйте, Павел!

    Очень понравилась ваша статья! У меня давний интерес к психологии и, конечно же, была тенденция искать «проблемы в детстве, в роду», копаться… К счастью, сейчас оно почти прошло.
    Ясное дело, что негативные события влияют на психику человека. Но мне тоже кажется, что влияют не фатально. Потому что я смотрю — проблем у людей много самых разных. Если зацикливаться на «проблемах из детства/рода» — навсегда завязнешь в этом болоте прошлого. Надо идти дальше! И если человек хочет построить себе более хорошую жизнь — он ее построит! Убеждаюсь на личном примере)

    Еще мне нравится такая точка зрения у некоторых психологов: работать со своими внутренними травмами имеет смысл только тогда, когда старая проблема МЕШАЕТ ЖИТЬ. Если не мешает — то и не надо копаться!

    Ваша статья мне понравилась еще и тем, что она внушает оптимизм. Обычно, если увлекаешься психологией, начинаешь вешать на себя ярлыки. «Конечно, мне труднее, чем другим, потому что у меня… (далее следует список «детских проблем/травм»). Конечно, я же неуверенный в себе перфекционист, тот еще невротик… Лечиться надо, лечиться…».
    А тут почитаешь вас и сразу понимаешь: голова на плечах должна быть, и вектор правильный. Если эти вещи есть — ты справишься. И все будет нормально. И вообще, жить надо настоящим, а не прошлым.

  14. Ломелинд

    Не очень стыкуется одно с другим.
    Вы пишете, что ущерб может быть отменён контактом со старшим значимым близким, например в программе «большие братья, большие сёстры».

    Но как быть — если суть случившейся беды именно в том, что старших — не осталось. Именно тогда, когда контакт нужен.
    Если массово выбили конкретное поколение — разве не получат такую травму автоматически те, чьими старшими вот эти могли бы быть?

  15. Ольга42

    При прочтении некоторых комментариев ловлю себя на мысли: этого бы я зафрендила, журнал этого бы почитала.
    Нравится, что многие тут — интересные, думающие, читающие люди.

    Спасибо вам, Павел!

  16. Наташа

    Здравствуйте, Павел!

    Хочу откомментировать слова о том, что люди прибегали к «семейным расстановкам». Насколько метод «семейных расстановок» может помочь, не знаю, не знаю. Поскольку данных о психотравмах ВСЕХ предков до седьмого колена не зафиксированы даже в письменном виде в церковно-приходских документах. А о выкидышах пра/пра/пра/.. бабки не осталось и зарубок на причелине в семейном доме.
    Кроме одного случая — когда на расстановке (диагностике, на большее она не пригодна) узнают, что умер ребёнок. И решили завести ребёнка того же пола (в семье д. б. и сын дочь). При этом младшую (третью дочь) сравнивают с умершей.
    Вырастает карьеристка, самоутверждающаяся за счёт окружающих. Причём, по мелочи — типа «у тебя почерк не каллиграфический и ноги кривые». Это зарисовка из жизни.

  17. Елена

    Чем больше углубляюсь в психологию, тем сильнее понимаю насколько это условно научная «наука». Когда спекулируют «научным» подходом вообще становится смешно. Травм поколений нет, расстановки ненаучны, все зависит от личности человека и т.д. и т.п. Каждый ищет и находит что-то свое. Я знаю множество людей, ходивших годами на личную терапию и которым она не очень помогала, и только когда учитывался фактор семьи и рода процесс терапии сдвигался с мертвой точки. Кому-то помогают психологи, кому-то эзотерики, кому-то шаманы — и что дальше? Наука сама по себе не очень убедительный довод в пользу несуществования чего-либо.
    P.S. Если что, я — кандидат наук

  18. Александр

    Ну что, вставлю свои пять копеек. Есть объективные критерии счастья. Не какие-то там данные соцопросов и анкетирований, а цифры, которые верны как сама природа. Это число самоубийств на 1000 человек, это число убийств и тяжких преступлений связанных с насилием и нарушением психологичеких границ. Это число алкоголиков и наркоманов. Это числа, которые отражают реальное желание или не желание человека жить. Человек не хочет жить, когда ему плохо. Он может сто раз рассказывать про то, как он счастлив, но если он вышел в окно, или бухает неделями — он лжет. Так вот, эти цифры скорее подтверждают слова Петрановской, нежели ваши. Во всяком случае касаемо России. И Петрановская приводит возможный механизм, который объясняет эти цифры. И так на Руси было всегда. Рабство у нас отменили 200 лет назад, но его нельзя вымарать из голов целой нации одним росчерком пера. Этот формат отношений имел такой потенциал агрессии, что его вымывали реками крови в первую мировую, революцию, гражданскую, вторую мировую и до конца не вымыли. Потенциал ненависти и страха реализуется в войнах, насилии всех мастей и передается так же. Его носители не ценят ни свою жизнь ни чужую. Они убивают и умирают. Если не с бутылкой коктейля молотова, то с пузырем водяры в руке. Это оборотная сторона массового героизма и стойкости. Его наглядным показателем являются вышеуказанные цифры смертности, а скрытым — насилие по отношению с детям и уязвимым слоям общества. Так что можно особо не углубляться. И вообще, переслушайте песню Высоцкого «Баллада о детстве» — там вся ясно сказано.

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      И Петрановская приводит возможный механизм, который объясняет эти цифры.
      _Вставлю и я свои пять копеек. Возможных механизм надо сначала доказать, а потом объяснять цифры. Варваризация общества, которая была наглядна и доказана в девяностых гораздо лучше объясняте «эти цифры», чем «возможный механизм».

      Рабство у нас отменили 200 лет назад, но его нельзя вымарать из голов целой нации одним росчерком пера.
      _Труднее всего из голов вымарать невежество. «Рабство» в России касалось в лучшем случае треть податного сословия, а это даже не треть населения.

      Этот формат отношений имел такой потенциал агрессии
      _Простите, мистические фантазии я не разбираю. Только наука, только наука.

      Его наглядным показателем являются вышеуказанные цифры смертности, а скрытым - насилие по отношению с детям и уязвимым слоям общества.
      _Варваризация общества после революции 91 года куда лучше и проще как объяснение, чем фантазии о неведомом потенциале агрессии. Я понимаю, не хочется разрушать привычные когнитивные схемы, но такова наука — знание важнее комфорта.

      И вообще, переслушайте песню Высоцкого «Баллада о детстве» - там вся ясно сказано.
      _Поэзия не является доказательством, равно как и мистические фантазии о неведомом потенциале агрессии.

      1. Евгения

        Здравствуйте, Павел.
        Заинтересовало, почему Вы слово рабство взяли в кавычки. Вопрос не в тему, но, если возможно, ответьте.

        1. Павел Зыгмантович Автор записи

          Добрый день, Евгения.

          Заинтересовало, почему Вы слово рабство взяли в кавычки. Вопрос не в тему, но, если возможно, ответьте.
          _Конечно, возможно. Положение крепостных крестьян в Российской империи хотя и было очень тяжёлым, всё-таки, отличалось от положения рабов и отличалось в лучшую сторону. Например, на печально известную садистку Салтычиху постоянно поступали жалобы от крестьян и именно благодаря жалобе двух крестьян её в итоге и осудили. Раб в тех же США в том же временном промежутке, разумеется, жаловаться не мог.

          Поэтому говорить о рабстве, имея в виду крепостной строй, можно только в кавычках (если, конечно, стремиться к корректности). Ответил?

  19. Александр

    «_Варваризация общества после революции 91 года куда лучше и проще как объяснение, чем фантазии о неведомом потенциале агрессии. Я понимаю, не хочется разрушать привычные когнитивные схемы, но такова наука - знание важнее комфорта. » Не было никакой варваризации. Просто отпустили вожжи и дали нам быть теми, кто мы есть на самом деле. В большинстве своем ворами, убийцами и терпилами. Слишком дорого стало держать всю эту массу в повиновении. Огромные ресурсы на это требовались. А производительность труда у таких людей с подавленной агрессией в среднем низкая. У власти могут стоять психопаты, но не идиоты. Они провели неплохую операцию по сбросу этого «неведомого» потенциала агрессии. Он в те самые 90-е проявился во всей своей красе. И агрессия эта была направлена на себя, на свою страну, на свои средства производства, из чего можно сделать вывод о ее суицидальной природе. Так что если хотите увидеть эффект высвобождения скрытой энергии той самой «несуществующей» травмы поколений, вспомните 90-е. Или 19 — 23 годы гражданской. — Агрессоры просто перекрошили друг друга, а оставшиеся сгинули с тоски. Кто был поздоровее — рванули во власть. Это закономерный результат. Насчет поэзии можно сказать, что она часто может служить метафорическим выражением реальности. Как и мифотворчество и другие виды искусства. Возможно, Петрановская ошибается в деталях. Но логика ее рассуждений мне кажется правдоподобной.

  20. Александр

    Наше счастье, что этот «несуществующий потенциал» в лихие 90 был несравненно ниже, чем в начале XX века. Все таки «терпил» было больше, и они были не такими уж и «терпилами». Будь он как в начале ХХ века — мы бы кровушкой умылись по самое мама не горюй. Разворотили бы всю техносферу, а Чернобыль показался бы европейцам мелким пуком. Воров было больше. И это явный признак роста самосознания и снижения «несуществующего потенциала». Отчасти за счет улучшения жизни, отчасти за счет массовой гибели носителей жесткого травматического опыта в Великой Отечественной. Не смогли они уже ничего своим детям передать. Да и детей не было. В 90 — е население, в своем большинстве, уже не готово было убивать так, как оно было готово убивать в 1918. Агрессия — это ответная реакция на страх. В пределе страх смерти. Если вы так любите науку, посмотрите статистику смертности по возрастам в период 1850 — 1900. Данные отрывочны и несистемны, но все же. Так вот, страх смерти и вероятность умереть вещи связанные. А страх порождает агрессию. Чем выше вероятность умереть, тем больше страх и больше агрессия. Зависимости и формулы там конечно никто не выводил — этим пусть наука занимается, но по здравому смыслу эти вещи смерть — страх — агрессия — взаимосвязаны. А смерть — вещь точная.

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      но по здравому смыслу эти вещи смерть - страх - агрессия - взаимосвязаны.
      _Здравый смысл — штука ненадёжная. Вот, просвещайтесь — Может быть, знания помогут вам не верить во всякую чушь.

  21. Светлана

    Спасибо большое за статью!
    Прочла (по ссылке в обзоре) статью Л.Петрановской о травмах поколений — не всю, примерно третью часть, пока сова совсем уж не начала трещать на глобусе, — ужаснулась всеобщему «мимими» в комментах и совсем было загрустила, как наткнулась на ссылку на ваш сайт.

    Спасибо: очень хорошо, очень спокойно и очень логично расставили всё по нужным полочкам. И про гавайцев интересное исследование, с интересными цифрами; и интересно про эмоциональный контакт со значимым старшим. Заставило задуматься (иногда не хватает сил на не-близких людей, пытающихся искать такой контакт — в силу специфики моей профессии, — теперь буду размышлять об этом).

  22. Яна

    Не знаю статистики, но объективно вижу, что дети, матери которых получили отпуск по уходу за ребенком до 3 лет имеют больше психологических ресурсов, чем дети, матери которых вынуждены были выйти на работу по достижению ребенком возраста 3 месяцев. Период с трехмесячным декретным отпуском и яслями с полугода - длился довольно долго, и попробуйте доказать, что это - не травма.

  23. Яна

    При том, что индустриализация в СССР проводилась в том самом XX веке, ударными темпами с активным привлечением женского труда. Аналогов в мире не было.
    Я не знаю, какие еще вам нужны доказательства, кроме самого факта: отнятия ребенка от матери в 3 месячном возрасте? — Посетите детский дом, проанализируйте судьбу его выпускников. Я занимаюсь проблемой усыновления. И каждый ЧАС, проведенный ребенком без формирования тесной привязанности в раннем возрасте — это травма.

  24. Яна

    Вы считаете научно обоснованным отменить травму целого поколения, а именно – детей войны на основании некоего Гавайского исследования, проводившегося на территории, где вообще войны не было? Травма детей, которые выросли без отцов, на глазах которых их матери рыдали над похоронками, которые видели и не имели тех привилегий, которые получали семьи ветеранов, оставшихся в живых? Детей, которые выросли в негласном запрете на горевание? Ведь кроме общих слов – ничего не было: день победы – был праздником. Ваша семья понесла хоть какие-то потери во время ВОВ, чтобы так вот, ссылаясь на исследования, проводимые на тропических островах, называть этот метод научным?

  25. Татьяна

    Верить «исследованиям» американских ученых тоже самое, что и верить в «травму поколений». Пожалуйста, будьте осторожнее с высказываниями про влияние- не влияние секс.насилия, педофилов. я понимаю,что вы хотели сказать,что оно не 100%, но читающий вас педофил именно так и поймет. по сути своим постом вы ненамеренно сами даете им индульгенцию.

  26. Татьяна

    Павел, Вы уже хорошо известны, чтобы не иметь влияния на массы, а в особенности на неокрепшую психику извращенцев.

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Павел, Вы уже хорошо известны, чтобы не иметь влияния на массы, а в особенности на неокрепшую психику извращенцев.
      _Видимо, частица «не» здесь по ошибке, и правильно читать будет «чтобы иметь влияние», да?

      Так вот, спешу успокоить — неокрепшая психика изварщенцев на самом деле вполне себе окрепшая, просто окрепла она неправильно. И мои заметки тут ничего не изменят. Но вы, конечно, не обязаны со мной соглашаться.

  27. Nika

    Спасибо за статью и за комментарии особенно. Все эти заигрывания с тем чтобы рассказать людям то что они хотят услышать, замешанные на около-научной базе напоминают мне про Дюма. Дюма ведь чем брал: немного реальных исторических персонажей, насколько реальных исторических событий, много приключений и красиво нарисованые главные герои, почти реальные. 🙂 Очень популярная литература, но не историческая 😉
    А без лирики, вот замечатльное выступлние одного профессора на TED, про самое долгое исследование человеческого счастья.. 75 лет.
    (есть субтитры на русском)
    What makes a good life? Lessons from the longest study on happiness

  28. Бугага

    Травм не существует, но 20 процентов испытуемых, почему-то не справились с трудностями своей жизни к 40 годам. Вообще наиболее надежный способ исследований, это двойной слепой метод. В подобных экспериментах это практически не возможно. Я думаю, так как вы косите под умника, то наверно вы догадываетесь, что я имею ввиду)).
    А вообще скажу так: если вам оторвать ногу, то качество вашей жизни сильно изменит, а если вам раздробить коленный сустав, то будет не так плохо, вы даже сможете ходить, после череды хирургических операций, но качество вашей жизни касаемо физической активности, всё равно не дотянет до «здорового человека»)) При этом и то и другое будет травмой. А если вам ещё долбануть молоточком по голове, то вы возможно даже без ноги будете чуть счастливее, чем физически здоровый человек.
    А лично моё мнение, вы либо банально пытаетесь тонко тролить этой статьёй, либо вы просто упёртый дятел, который не так много из себя представляет, как пытаетесь выглядеть))
    Жалкая Моська тявкающая на слона)) — вот что вы из себя представляете))

  29. Олег

    Здравствуйте, Павел,

    У вас много хороших разоблачительных статей, в которых логически из утверждения «А» следует утверждение «Б». Но в этой недоработка.

    Из факта наличия психологической пластичности и наличия эмоционального контакта не следует «отсутствие травм поколений».

    По крайней мере я такую связь не увидел. Может быть плохо смотрел?

    Тут, вообще говоря, полезно будет ввести терминологию: что такое травма поколений, как ее определять и т.д.

    Вообще же, такое понятие, как травма поколений и родовые программы — это скорее некая объяснялка, которая кажется нам правдивой и логичной. Понятно, что научным подходом это не доказано. Но также не доказано и обратное: отсутствие этих родовых программ и травм поколений.

    Поэтому, тут надо еще поработать.

  30. Лиса

    Здравствуйте, Павел!

    В очередной раз перечитываю эту статью и комментарии. Возникли новые мысли.

    Возможно, когда люди говорят «психологическая травма», они как раз имеют ввиду возникшую неправильную когнитивную схему (вроде так называются последствия событий, имеющих влияние на конкретного человека?). Т.е. это чисто вопрос формулировки.

    В таком случае, 1) считаете ли вы важной проблему этих самых неправильных шаблонов поведения? Можно тогда целую статью написать, мол, то, что вы называете травмой — не травма, и она не так страшна (см. предыдущие статьи на эту тему), но определённое влияние на вашу жизнь эти события имели, и вот как вы можете тут себе помочь: … (и как себе помочь — это будет самое важное! Нужны ориентиры)

    2) Считаете ли вы, что в каждом случае этот шаблон реально заменить на правильный?

    3) а как все-таки быть с темой изнасилований (педофилии в частности)? Неужели последствия тоже можно назвать «а теперь у вас неправильно работающая когнитивная схема»?
    Вспомнился Честер Беннингтон, который, как вы знаете, в этом году покончил с собой. Не буду сильно спекулировать на эту тему, только скажу, что он часто говорил, что именно сексуальные унижения в детстве привели его к алкогольной и наркотической зависимости и хронической депрессии. Да, контакт со значимым взрослым, судя по его биографии, там почти отсутствовал. Это да. Но есть сомнения, что наличие такого контакта убрало бы большую часть последствий (хотя, конечно, при наличии этого контакта, мальчик, скорее всего, просто бы пожаловался взрослому, и это не длилось бы годами).

    Я это все к чему. Хорошо бы людям, имеющим такой ужасный опыт, иметь схему решения проблемы. Ну и знать, что они могут вылечить свою душу от последствий. А то вон оно как заканчивается иногда.

    4) и еще: а если-таки не было хорошего контакта со значимым взрослым? Как жить нормально, что делать?

    Надеюсь услышать ваше мнение! Спасибо заранее)

    1. Павел Зыгмантович Автор записи

      Добрый день, Лиса!

      Возможно, когда люди говорят «психологическая травма», они как раз имеют ввиду возникшую неправильную когнитивную схему (вроде так называются последствия событий, имеющих влияние на конкретного человека?). Т.е. это чисто вопрос формулировки.
      _Что именно люди имеют ввиду — знать для всех случаев не могу. Вполне возможно, что кто-то думает именно так, как вы описали. Но это не вопрос формулировки — это вопрос правильного или неправильного отношения, определяемого как раз формулировкой.

      В таком случае, 1) считаете ли вы важной проблему этих самых неправильных шаблонов поведения?
      _Разумеется —

      2) Считаете ли вы, что в каждом случае этот шаблон реально заменить на правильный?
      _Если речь не о ПТСР, то да, конечно, реально.

      3) а как все-таки быть с темой изнасилований (педофилии в частности)?

      _Как видите в статье, изнасилования не обязательно приводят к трагедиям. Хотя менее омерзительными от этого не становятся.

      Неужели последствия тоже можно назвать «а теперь у вас неправильно работающая когнитивная схема»?
      _Не во всех случаях. В части случаев это будет ПТСР.

      Хорошо бы людям, имеющим такой ужасный опыт, иметь схему решения проблемы. Ну и знать, что они могут вылечить свою душу от последствий.
      _Я об этом пишу постоянно. Например, вот —

      4) и еще: а если-таки не было хорошего контакта со значимым взрослым? Как жить нормально, что делать?

      _Самый простой и очевидный вариант — создавать хороший контакт со сверстниками. Менее простой вариант — работать с нормальным психологом.

  31. Alize

    Павел, не знаю, как это называется научно, но комментарии к данной статье показывают странную тенденцию — люди почему-то считают, что распространитель чужой идеи (пускай и критикующий и отрицающий ее) обязан еще и разъяснить предметно то, что имел в виду создатель той идеи 🙂
    что это? хаосное мышление? попытки нарушить причинно-следственные связи? смещение фокуса ответственности…

    Касаемо «травм поколений»: я бы здесь больше смотрела на того, кто об этом говорит, и вообще на каком уровне ведется дискуссия, кто является родоначальником подобного синтеза. Если это Петрановская и ее бытовое мировоззрение, то это явно какая-то ерунда, потому что ее основная аудитория это обыватели, которые вообще мыслят не понятиями «личность», а склонны к огульным обобщениям и вытеснением во вне на нечто абстрактное ответственности за свою жизнь.

    Спасибо за статью!

  32. Оля

    Павел, вы тут в комментариях неоднократно высказываете мысль, что доказывать утверждение должен утверждающий. И вот например предыдущий комментатор с Вами согласен и недоумевает, откуда у людей возникают к Вам вопросы и требования что-то доказать, если «травмы поколений» придумали не Вы. Но позвольте, разве тот факт, что вы написали отдельную, самостоятельную статью, УТВЕРЖДАЮЩУЮ, что этих травм не существует — не накладывает на вас моральное обязательство доказать, что это действительно так, что их действительно не сущпствует? Ведь вы же не просто ответили на статью Петрановской «не верю» или «не достаточно убедительно» или «не научно», а вы сформировали новое, уже свое утверждение: травм поколений не существует. На мой взгляд, бремя доказывать это утверждение теперь ложится на ваши плечи, а отсылать к тем кто пропагандирует обратное, мол пусть они сначала свое докажут — неконструктивно.
    И то же самое касается вопроса про определение этих самых травм поколений. Вы тоже отвечаете, кто их придумал — тот пусть и определение дает. Но опять же, Вы, утверждая что их не существует — ЧТО утверждаете? ЧЕГО не существует. Прежде чем утверждать, неплохо бы дать определение. И то что ваши оппоненты этого не сделали — не снимает с вас такой ответственности, коль уж Вы взялись высказаться по данному вопросу.
    Хотелось бы пояснить, что это не наезд, я всегда с интересом читаю Ваши статьи и комментарии к ним, и мне казалось что уж логики вам всегда было не занимать, а тут вот какую-то нестыковку усмотрела.

  33. Ната

    Скажите, Павел, что делать тем, кто не получал в детстве полноценного эмоционального контакта? Я об этом и не знала, я считала себя какой-то «неправильной», у меня благополучная семья и я послушный и «на радость» дочь, но моё детство это сплошная грусть тоска скука ненависть к себе. И сейчас анализирую и понимаю, что за всё детство меня, на моей памяти, например, ни разу не обнимали и ни разу не целовали родители, никогда не говорили о моем внутреннем состоянии, у меня нет приятных воспоминаний. Они ограничивались «накормить, одеть, все проблемы решить «. А я теперь живу, вечно преодолевая эти грусть тоску и др, работаю над собой, но на фоне остаётся чувство ненужности, отчаяния, которые тут как тут выскакивают, чуть я ослабну, устану,потерплю неудачу (я читала про фрустрационную толерантность, тренируюсь). Можно ли искоренить этот «фон» или всю жизнь преодолевать. Ведь я субъективно несчастлива все время, несмотря на внешнее благополучие.

  34. Ната

    Ответили, спасибо. И ещё вопрос, какие способы самостоятельного преодоления чувства ненужности Вы могли бы посоветовать?

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.