В какой деревне родился тукай. Мой виртуальный мир

Габдулла Тукай вошел в историю татарской литературы как великий народный поэт, заложивший основу национальной поэзии и создавший ее классический стиль. Уже при своей жизни он был признан певцом чаяний обездоленных масс. Один из его современников и близких друзей, известный писатель Ф. Амирхан писал: «Даже личные враги Тукая не могли отрицать народного духа, народной гармонии, народной музыки в его стихотворениях, ибо это выглядело бы просто нарочитым упрямством: народ признал его своим, знал его стихи наизусть».

Трудно найти в татарской литературе ХХ века другого писателя, для которого понятия «народ» и «поэт» были столь же неотделимы друг от друга, как для Тукая.

Габдулла Тукай – из тех художников слова, которые открывали новые горизонты и новые перспективы перед национальной литературой. В многогранном

творческом наследии Тукая непреходящие художественно-эстетические ценности содержатся прежде всего и больше всего в его поэзии.

В истории татарской культуры имя Тукая занимает особое место, сопоставимое со значением Пушкина для русской культуры.

Детство

Габдулла Тукай (Тукай Габдулла М

ухамедгарифович) родился 14 (26) апреля 1886 года в деревне Кушлауч Казанской губернии (ныне Арского района Республики Татарстан) в семье приходского муллы. Когда ему было пять месяцев, умер отец. Позднее мать, оставив трехлетнего мальчика бедной старушке на воспитание, вышла замуж и переехала в дру

гую деревню. Через некоторое время мать взяла малыша к себе, но вскоре умерла, и четырехлетний Габдулла остался круглым сиротой. Так началась горькая жизнь «в людях».

Сначала мальчика приютил дед по материнской линии, Зиннатулла, в многодетной и полуголодной семье которого Габдулла оказался прост

о лишним ртом. В конце концов дед отправил его в Казань, где на Сенном базаре Габдуллу взял на воспитание кустарь Мухаммедвали. В его семье впервые улыбнулось мальчику счастье. Однако вскоре грянула беда: новые родители заболели и потому решили вернуть сироту в деревню Училе к деду, которому через н

екоторое время удалось отдать Габдуллу крестьянину Сагди из соседней деревни Кырлай.

В 1892-1895 годы жизнь его проходит в семье Сагди, где не было нужды в куске хлеба. Здесь Габдулла начал приобщаться к крестьянскому труду. Именно в кырлайский период он впервые осознал чувство любви к народу и р

одной земле. «Деревня Кырлай открыла мне глаза на жизнь», - писал поэт потом в своих воспоминаниях («Что я помню о себе», 1909). Впечатления кырлайской поры оставили в его творчестве неизгладимый след.

В Кырлае Габдулла начал учиться. Однако и тут ему было суждено пережить тяжелые дни. Взрослые д

очери Сагди умерли от разных болезней, а сам хозяин неожиданно стал калекой. Его суеверная жена все эти несчастья связывала с пребыванием в своем доме сироты. Когда у нее родился сын, ее отношение к приемышу вовсе ухудшилось. К счастью для мальчика, в начале зимы 1895 года он был взят в семью сестры

своего родного отца, Газизы Забировой (Усмановой), в Уральск. Здесь Габдулла продолжал учиться в медресе «Мутыгия», одновременно посещая русский класс при нем. Хотя медресе было учебным заведением старого типа, но шакирдская молодежь не бездействовала. Ей была здесь предоставлена относительная своб

ода. Шакирдам разрешалось знакомиться с периодической литературой на восточных языках и обучаться русскому. Под влиянием национального просветительского движения учащаяся молодежь требует обновления учебных программ и стремится к светским знаниям.

Первые шаги к творчеству

Тукай-шакирд всем

сердцем возненавидел схоластическую учебу. «Тукай эфенди в медресе считался самым образованным, бойким и сметливым шакирдом », - говорится в воспоминаниях знаменитого артиста Г. Кариева, близкого друга поэта. Несомненно, Тукай обладал сильной волей и большим врожденным талантом. Новые веяния, предв

ещавшие подъем революционного движения, оказывали на него заметное влияние в условиях медресе. При активном непосредственном участии Тукая выпускается рукописный журнал «Эль-гаср-эль-джадид» («Новый век»), в котором он публикует свои первые ученические стихи и статьи. Он переводит басни Крылова и пр

Начавшаяся в стране революция 1905 года всколыхнула жизнь и в Урал

ьске. Здесь появились первые татарские газеты и журналы: «Фикер» («Мысль»), «Эль-гаср-эль-джадид», «Уклар» («Стрелы») и др. В них Тукай сотрудничает и выступает с многочисленными стихами и статьями на темы, поднятые и поставленные революцией, участвует в демонстрациях, волной прошедших по городу. Вс

е его творчество пронизывается боевым духом возвеличения и защиты демократических идеалов. В том же 1905 г. Тукай публикует свои уже не подражательные, а оригинальные стихотворения «О свободе», «Одно слово друзьям», в которых выступает защитником прогресса и равноправия народов.

В начале 1907 год

а Тукай покинул медресе «Мутыгия». Началась его «вольная жизнь». Стихотворение «Что рассказывают шакирды…» (январь 1907) явилось декларацией поэта, призывавшей молодежь идти в жизнь, на помощь народу, наперекор фанатизму и реакции. Немало трудностей лежало на его пути. Революция шла на убыль. В нача

ле 1907 года власти запретили издания органов татарской печати, в которых сотрудничал и работал Тукай. Третьиюньский переворот 1907 года означал решительное наступление реакции на демократию. Боевым откликом на это стало стихотворение Тукая «Не уйдем!» В его ярких строках прозвучал голос поэта-борца

Зовущего до конца стоять за честь Родины и торжество демократии.

Казань в судьбе поэта

Осенью 1907 года Тукай приехал в Казань – колыбель национальной культуры и истории, чтобы посвятить свою деятельность новым общественным и творческим задачам.

«Светозарная Казань» притягивала своей

богатой и необходимой поэту культурной средой – газетами, книжными издательствами, театром, кругом людей, родственных Тукаю по мысли и духу. Здесь он сблизился с первым татарским большевиком Х. Ямашевым, вошел в среду писателей-демократов, сдружился с молодежью, группировавшейся вокруг газеты «Аль-И

слах» («Реформа»), которая выходила по инициативе писателя Ф. Амирхана и являлась одним из самых прогрессивных печатных органов. Казань стала временем расцвета его таланта, временем его человеческой зрелости, временем его славы. Здесь он состоялся как поэт, как журналист, как общественный деятель.

Появление Тукая в Казани и его первые стихотворные сборники «Габдулла Тукаев тигырьлэре» («Стихотворения Габдуллы Тукаева», I и II части) были встречены демократической интеллигенцией с большим сочувствием. Поэт входит в литературные круги и сближается с молодежью, группировавшейся вокруг газеты «

Аль-Ислах» («Реформа»). В Казани он с большим воодушевлением отдался творческой работе. Его никогда не покидался мысль о необходимости продолжить традиции свободной национальной печати, служащей «своей любимой идее». Частично это осуществлялось в издании сатирических журналов, сперва «Яшен» («Молния

»), затем «Ялт-йолт» («Зарница»). Все свои творческие возможности Тукай посвятил этим журналам. Печатаясь в них, он яростно боролся со всевозможными проявлениями реакции. Его главным девизом стало:

С кем только жизнь в злой распре не бывала?

В борьбе ты ей не уступай нимало!

(«Жизнь», 1908).

Эти строки, можно сказать, являются своего рода эпиграфом к творческой деятельности поэта в условиях реакции.

Уже ранний период творчества Тукая был отмечен страстной проповедью служения народу, хотя при этом у него преобладала еще риторика любви к нации. Поэт быстро перерос просветительскую ром

антику, все глубже проникая в реальный и духовный мир народа.

Совместно с Г. Камалом Тукай в 1908-1909 гг. издает сатирический журнал «Яшен» («Молния»), а с 1910 г. работает в журнале «Ялт-юлт» («Зарница»), фактическим руководителем которого он являлся до конца жизни. В эти годы свободолюбивые мо

тивы в творчестве Тукая приобретают особую глубину.

В пореволюционном творчестве Тукая возникает целый цикл высокохудожественных поэтических и очерково-публицистических произведений, в которых исчерпывающе ясно и глубоко выражено отношение поэта к народу. Такие его стихотворения, как «Осенние вет

ры» (1911), «Гнет» (1911), «Дача» (1911), «Чего же не хватает сельскому люду?» (1912), «Надежды народа …» (1913) и др., являются классическими образцами гражданской и социальной лирики, в которых с потрясающей силой реализма раскрыта трагедия народных масс в капиталистическом обществе независимо от

их национальной принадлежности. Мир обездоленных предстал в его творениях во всей страшной правде.

Татарский поэт был весьма далек от слепой идеализации народа. Любя его, он не хотел прощать ему темноты, невежества, духовной подавленности, покорности судьбе, не мог пройти мимо этих вековых болезн

ей («Гнет», «Религия и народ», «Рассказ с печки» и др.). В умении различать и оценивать сильные и слабые стороны в народном сознании сказалось революционно-демократическое отношение к народу.

Путешествия по России

В пору нового революционного подъема происходят значительные изменения в жиз

ни поэта. Несмотря на резкое ухудшение здоровья, в 1911-1912 годах он совершает путешествия, имевшие для него большое значение. В начале мая 1911 года пароходом едет в Астрахань, по пути знакомясь с жизнью Поволжья («Дача», очерк «Маленькое путешествие»). Здесь он был гостем своего друга – поэта С.

Рамиева, встретился с азербайджанским общественным деятелем и писателем Нариманом Наримановым, сосланным сюда за революционную деятельность в родном краю, и принял участие в маевке, где с речью о празднике 1 Мая выступил Нариманов.

Весной 1912 года Тукай решается на более значительные путешествия

по маршруту Уфа – Петербург. В Уфе он встречается с Мажитом Гафури. Они еще раз убедились в своей идейной и творческой близости.

Петербург встречает Тукая холодно. Здесь он не находит людей, подобных Гафури. Становилось очевидным, что петербургские «национальные интеллигенты» пригласили его лишь

как «модную знаменитость» и вовсе не интересуются изданием новых татарских газет и журналов.

Разумеется, передовая национальная интеллигенция Петербурга не осталась равнодушной к приезду любимого поэта. Узнав о нем с опозданием, она стремилась окружить поэта своим вниманием. Среди демократическо

й молодежи был, видимо, и Мулланур Вахитов, тогда студент, впоследствии видный революционер. Надо полагать, что стихотворение «Татарская молодежь» написано Тукаем под впечатлением встречи с такими представителями национальной демократической молодежи. Именно в этих кругах он увидел, как молодым людя

м дороги память и образ Ямашева, убедился в том, что они верны его заветам.

Прожив в Петербурге 13 дней, 6 (19) мая Тукай покинул столицу и отправился в Троицк, в середине июня он очутился в казахской степи, где надеялся поправить кумысом свое здоровье.

Последний год жизни

Из поездки по

эт вернулся в Казань в начале августа 1912 г. Даже будучи тяжело больным, он продолжал работать в типографии, дыша воздухом, насыщенным свинцовыми испарениями, и писать несмотря ни на что.

2 (15) апреля 1913 года в 20 часов 15 минут Габдуллы Тукая не стало.

Он умер, прожив неполные двадцать се

Биография и эпизоды жизни Габдуллы Тукая. Когда родился и умер Габдулла Тукай, памятные места и даты важных событий его жизни. Цитаты поэта,фото и видео.

Годы жизни Габдуллы Тукая:

родился 26 апреля 1886, умер 15 апреля 1913

Эпитафия

«Мы уйдем, когда за нами вдаль уйдут и города,
Цепь лихих тысячелетий, наши горькие года.
От рожденья до кончины за родной живя чертой,
Мы срослись навеки плотью с почвой родины святой!»
Из стихотворения Габдуллы Тукая

Биография

Имя Габдуллы Тукая олицетворяет целую эпоху в духовном развитии татарского народа. Это замечательный классик татарской поэзии, знаменитый далеко за пределами своей родины. Тукая называют основателем литературного татарского языка, поэтом-революционером, чья биография буквально иссечена шрамами от страданий целого народа. По сей день творческое наследие поэта восхищает современников, по сей день его исторический вклад вдохновляет новых художников на познание истины, коей Тукай был верен до последнего вздоха.

Родился Габдулладжан Тукаев (настоящее имя поэта) в деревне Кушлавыч Казанской губернии. Будучи сыном религиозного учителя, он, увы, так и не успел познать родительскую любовь: уже в четыре года мальчик остался круглым сиротой. Детство Габдуллы прошло в скитаниях от одних родственников к другим, но ни дома, ни семьи он так и не обрел. Зато дух странствий и поисков сопровождал его на протяжении всей жизни.

Смерть Габдуллы Тукая пришлась на 15 апреля 1913 года. Скончался поэт в больнице от, как упоминал Максим Горький, «голода и чахотки», которые и стали причиной смерти Тукая. Татарские газеты запестрили заголовками, что из жизни ушел их величайший национальный поэт, а на похоронах Тукая собрались тысячные толпы неравнодушных. Похороны Габдуллы Тукая состоялись на Татарском кладбище Ново-татарской слободы в Казани. Ныне на могиле Тукая установлен красивый памятник с рельефным портретом великого татарского поэта.

Линия жизни

26 апреля 1886 г. Дата рождения Габдуллы Тукая.
1892 г. Переезд в деревню Кырлай и поселение в семью Сагди.
1904 г. Первые публикации Тукая в журнале «Новый век».
1907 г. Переезд в Казань. Активизация творчества.
1908 г. Создание цикла стихотворений о крестьянах и о своей малой родине.
1911 г. Путешествие по Поволжью.
1912 г. Путешествие в Петербург. Обострение туберкулеза легких.
15 апреля 1913 г. Дата смерти Габдуллы Тукая.
17 апреля 1913 г. Дата похорон Тукая.

Памятные места

1. Деревня Кошлауч (Республика Татарстан), где родился Тукай Габдулла.
2. Город Уральск (Казахстан), где прошла юность поэта.
3. Город Казань, где жил и творил Тукай.
4. Музей Габдуллы Тукая в Казани.
5. Памятник Тукаю в Санкт-Петербурге.
6. Памятник Габдулле Тукаю в Москве.
7. Сквер Габдуллы Тукая в Астрахани, где установлен памятник поэту.
8. Татарское кладбище в Казани, где похоронен Габдулла Тукай.

Эпизоды жизни

В детстве Габдулле Тукаю довелось сменить восемь семей. Нередко его просто сажали в сани и отправляли в далекий путь, обрекая на полнейшую неопределенность. Так, например, в Казани Тукая предлагали на усыновление прямо на Сенном рынке.

За свою недолгую жизнь (а прожил он неполных 27 лет) Тукай издал более тридцати книг. Подавляющая часть из них - сборники для детей школьного возраста, поэзия революционной тематики, книги по изучению устного народного творчества.

Завет

«С кем только жизнь в злой распре не бывала?
В борьбе ты ей не уступай нимало!»

Документальный фильм «Пять мгновений любви», посвященный памяти Габдуллы Тукая

Соболезнования

«Габдулла Тукай был и есть самый великий татарин во всей татарской истории».
Мустай Карим, поэт

«Я движим чувствами признательности к таланту и наследию Тукая, ибо Тукай принадлежит не только татарскому народу, география принадлежности его неизмеримо шире».
Чингиз Айтматов, писатель

«Любите Тукая, любите красоту его души, его поэзию, - в ней и весна, и глубокая человеческая мудрость».
Сахип Джамал, писатель

«Тукай - величина духовная, нравственная, художественная, просто неизмеримая. Такая величина не может принадлежать одному народу. Тукай, как Пушкин, как Лермонтов, как Шекспир, как Гейне, принадлежит всему человечеству».
Игорь Ряхин, поэт

«Тукай - великий поэт татарского народа. Его творчество давно стало близким и родным всем народам нашей страны».
Павел Тычина, поэт

Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай.
Даже куры в том Кырлае петь умеют… Дивный край!
Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил,
На земле его работал - сеял, жал и боронил.
Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик,
А река, народа гордость,- просто маленький родник.
Эта сторона лесная вечно в памяти жива.
Бархатистым одеялом расстилается трава.
Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ:
В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет.
От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро,
Набираешь в миг единый ягод полное ведро,
Часто на траве лежал я и глядел на небеса.
Грозной ратью мне казались беспредельные леса,
Точно воины, стояли сосны, липы и дубы,
Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.
Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось,
И от них благоуханье в сладком воздухе лилось,
Улетали, прилетали и садились мотыльки,
Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.
Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине
И пронзительным весельем наполняли душу мне.
Здесь и музыка, и танцы, и певцы, и циркачи,
Здесь бульвары, и театры, и борцы, и скрипачи!
Этот лес благоуханный шире моря, выше туч,
Словно войско Чингис-хана, многошумен и могуч.
И вставала предо мною слава дедовских имен,
И жестокость, и насилье, и усобица племен.
Летний лес изобразил я,- не воспел еще мой стих
Нашу осень, нашу зиму и красавиц молодых,
И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй…
О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!
Но постой, я замечтался… Вот бумага на столе…
Я ведь рассказать собрался о проделках шурале.
Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй:
Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай.
Разумеется, что в этом удивительном лесу
Встретишь волка, и медведя, и коварную лису.
Здесь охотникам нередко видеть белок привелось,
То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось.
Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят.
Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят.
Много сказок и поверий ходит по родной земле
И о джиннах, и о пери, и о страшных шурале.
Правда ль это? Бесконечен, словно небо, древний лес,
И не меньше, чем на небе, может быть в лесу чудес.
Об одном из них начну я повесть краткую свою,
И — таков уж мой обычай — я стихами запою.
Как-то в ночь, когда, сияя, в облаках луна скользит,
Из аула за дровами в лес отправился джигит.
На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор,
Тук да тук, деревья рубит, а кругом — дремучий бор.
Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна,
Оттого, что птицы спали, нарастала тишина.
Дровосек работой занят, знай стучит себе, стучит,
На мгновение забылся очарованный джигит.
Чу! Какой-то крик ужасный раздается вдалеке.
И топор остановился в замахнувшейся руке.
И застыл от изумленья наш проворный дровосек.
Смотрит — и глазам не верит. Кто же это? Человек?
Джинн, разбойник или призрак этот скрюченный урод?
До чего он безобразен, поневоле страх берет.
Иос изогнут наподобье рыболовного крючка,
Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака.
Злобно вспыхивают очи, в черных впадинах горят.
Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд.
Он похож на человека, очень тонкий и нагой,
Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.
У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых,-
Десять пальцев безобразных, острых, длинных и прямых.
И в глаза уроду глядя, что зажглись, как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»
«Молодой джигит, не бойся, не влечет меня разбой,
Но хотя я не разбойник — я не праведник святой.
Почему, тебя завидев, я издал веселый крик?
Потому, что я щекоткой убивать людей привык.
Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать.
Ну-ка пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!»
«Хорошо, я поиграю,- дровосек ему в ответ.-
Только при одном условье… Ты согласен или нет?»
«Говори же, человечек, будь, пожалуйста, смелей,
Все условия приму я, но давай играть скорей!»
«Если так — меня послушай, как решить —
мне все равно. Видишь толстое, большое и тяжелое бревно?
Дух лесной! Давай сначала поработаем вдвоем,
На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.
Щель большую ты заметил на другом конце бревна?
Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!..»
На указанное место покосился шурале.
И, джигиту не переча, согласился шурале.
Пальцы длинные, прямые положил ом в пасть бревна…
Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?
Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,
Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком. —
Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой,
Он стоит, не понимая умной выдумки людской.
Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы шурале.
Щурале обман.увидел, шурале вопит, орет.
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.
С покаянною мольбою он джигиту говорит: ,
«Сжалься, сжалься надо мною! Отпусти меня, джигит!
Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек.
Весь твой род не буду трогать никогда, о человек!
Никому не дам в обиду! Хочешь, клятву принесу?
Всем скажу: «Я — друг джигита. Пусть гуляет он в лесу!»
Пальцам больно! Дай мне волю! Дай пожить мне
на земле! Что тебе, джигит, за прибыль от мучений шурале?»
Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой. ;
Дровосек его не слышит, собирается домой.
«Неужели крик страдальца эту душу не смягчит?
Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит?
Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу,
На вопрос: «Кто твой обидчик?» — чье я имя назову?»
«Так и быть, скажу я, братец. Это имя не забудь:
Прозван я «Вгодуминувшем»… А теперь — пора мне в путь».
Шурале кричит и воет, хочет силу показать,
Хочет вырваться из плена, дровосека наказать.
«Я умру. Лесные духи, помогите мне скорей!
Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей!»
А наутро прибежали шурале со всех сторон.
«Что с тобою? Ты рехнулся? Чем ты, дурень, огорчен?
Успокойся! Помолчи-ка! Нам от крика невтерпеж.
Прищемлен в году минувшем, что ж ты в нынешнем ревешь? «

Лето. Жаркая погода. Прыгнешь в речку - благодать!
Любо мне нырять и плавать, воду головой бодать!
Так играю, так ныряю час, а то и полтора.
Ну, теперь я освежился, одеваться мне пора.
Вышел на берег, оделся. Всюду тихо, ни души.
Пробирает страх невольный в этой солнечной глуши.
На мостки, зачем - не знаю, оглянулся я в тоске…
Ведьма, ведьма водяная появилась на доске!
Растрепавшиеся косы чешет ведьма над водой,
И в руке ее сверкает яркий гребень золотой.
Я стою, дрожа от страха, притаившись и ивняке,
И слежу за чудным гребнем, что горит в ее руке,
Водяная расчесала косы влажные свои,
В реку прыгнула, нырнула, скрылась в глубине струи.
Тихо на мостки всхожу я, выйдя из листвы густой.
Что это? Забыла ведьма чудный гребень золотой!
Оглянулся: пусто, глухо на реке, на берегу.
Гребень - хвать и прямо к дому опрометью я бегу.
Ну лечу я, ног не чуя, ну и мчусь, как быстрый конь.
Я покрыт холодным потом, я пылаю как огонь.
Посмотрел через плечо я… Аи беда, спасенья нет:
Ведьма, ведьма водяная гонится за мною вслед!
- Не беги! - кричит бесовка.- Погоди, воришка! Стой!
Ты зачем украл мой гребень, чудный гребень золотой?
Я - бегом, а ведьма - следом. Ведьма - следом, я - бегом.
Человека бы на помощь!.. Тихо, глухо все кругом.
Через ямы, буераки до села мы добрались.
Тут на ведьму все собаки поднялись и залились.
Гав! Гав! Гав! - не уставая, лают псы, щенки визжат,
Испугалась водяная, поскорей бежит назад.
Отдышался я, подумал: «Вот и минула беда!
Водяная ведьма, гребня ты лишилась навсегда!»
В дом вошел я: - Мать, нашел я чудный гребень золотой.
Дай попить, бежал я быстро, торопился я домой.
Золотой волшебный гребень принимает молча мать,
Но сама дрожит, боится, а чего - нельзя понять.
Солнце закатилось. Ладно, спать ложусь я.
День потух.
И в избу вошел прохладный и сенной вечерний дух.
Я лежу под одеялом, мне приятно, мне тепло.
Стук да стук. Стучится кто-то к нам в оконное стекло.
Лень мне скинуть одеяло, лень добраться до окна.
Мать, услышав, задрожала, пробудилась ото сна.
- Кто стучит в такую темень! Убирайся, проходи!
Что тебе приспело ночью? Пропадом ты пропади!
- Кто я? Ведьма водяная! Где мой гребень золотой?
Давеча стащил мой гребень твой сынок, воришка твой!
Одеяло приоткрыл я. Лунный луч блестит в окне.
Ах, что станется со мною! Ах, куда податься мне!
Стук да стук. Уйди, бесовка, чтобы черт тебя унес!
А вода - я слышу - льется с длинных и седых волос.
Видно, славною добычей мне владеть не суждено:
Мать швырнула гребень ведьме и захлопнула окно.
Мы избавились от ведьмы, а не в силах были спать.
Ох, бранила же, бранила, ох, меня бранила мать!
Вспоминая стук зловещий, я сгораю от стыда.
И чужие трогать вещи перестал я навсегда.

СКАЗКА О КОЗЕ И БАРАНЕ

Жил в старину мужик, и с ним жила жена.
Их жизнь крестьянская была всегда бедна.
Вот все хозяйство их: один баран с козой.
Баран был очень тощ, коза была худой.
Однажды говорит мужик: «Смотри, жена,
На сено поднялась базарная цена.
Баран с козой как раз и нас с тобой съедят,
Пускай себе идут куда глаза глядят».
Ответила жена: «Согласна я, мужик,
А от скотины прок давно уж невелик.
Пускай баран с козой уходят со двора,
Бездельников кормить не прежняя пора».
Что сделает баран? Что сделает коза?
Перечить можно ли хозяину в глаза?
Сшивают для двоих один мешок большой
И странствовать в поля идут баран с козой.
Пошли. Идут в полях. Идут себе, идут.
Ни белое, ни черное не видится им тут.
Вот долго ль, коротко ль пришлося им идти,-
Вдруг волчью голову встречают на пути.
При виде том друзья перепугались вдруг.
Здесь трудно угадать, чей больше был испуг.
Дрожа, у головы стоят они вдвоем
И шепчутся: «Держи, в мешок ее возьмем».
Коза сказала: «Бей, баран! Ты посильней».
Баран в ответ: «Ударь, ты, борода, смелей».
Хоть с места сдвинули, боятся в руки взять,
Откуда смелости обоим им занять?
Немало времени стоят баран с козой,
Но не дотронутся до головы рукой.
Потом, взяв голову за кончики ушей,
Ее засунули в большой мешок скорей.
Идут, идут, идут, и путь у них далек,
Вдруг видят: вдалеке мерцает огонек.
Баран и говорит: «Нам отдохнуть пора.
Аида, коза, за мной, проспимся до утра!:
На этот огонек к нам волки не придут,
Не догадаются, что мы заснули тут».
Так согласилися друзья между собой.
Коза промолвила: «Аида, баран, за мной!»
Но только к огоньку поближе подошли
Бродяги бедные, вот что вблизи нашли:
Пять-шесть больших волков расселись чинно в ряд
И кашу на костре старательно варят.
Ни живы, ни мертвы стоят теперь друзья,
Испуганы они, за них испуган я.
Все ж говорят волкам: «Здорово, господа!»
(Как будто робости в них нету и следа.)
А волки рады им, находка хоть куда -
Волкам баран с козой - превкусная еда.
«Съедим их, говорят, коль сами к нам пришли..
Вот к каше мясо мы нечаянно нашли!»
Коза и говорит:«3ачем же унывать?
Теперь мы вдосталь вам готовы мяса дать.
Чего, баран, смотреть? Не пожалей куска
И волчью голову тащи-ка из мешка!»
Точь-в-точь исполнил все баран без дальних слов
И сразу оторопь нагнал на всех волков:
Так волчьей головы волкам ужасен вид!
Коза же сердится, копытами стучит.
Коза кричит: «Мики-ке-ке, мики-ке-ке!
Двенадцать спрятано у нас голов в мешке.
Как не ругать тебя, невежу-дурака,
Побольше голову тащи-ка из мешка!»
Вмиг козью выдумку баран мой признает
И ту же голову второй раз подает.
Теперь пять-шесть волков испуганы совсем,
Глаза уставили, не шевельнут ничем.
О каше ль думать им, пяти-шести волкам?
Охота всякому бежать к другим местам.
Но как им убежать? И выход тут каков?
Вот думают о чем теперь пять-шесть волков.
Встает и говорит им самый старший волк,
Матерый и седой, видавашй разный толк:
«Ненадолго схожу за ключевой водой,
Боюсь, чтоб каша-то не сделалась сухой».
Волк по воду пошел. Нет волка. Нет воды.
Уж не случилось ли какой-нибудь беды?
От волка старшего ни духа, ни следа.
Напрасно волки ждут: пропал он навсегда.
Теперь среди волков еще сильнее страх:
Их самый старший волк пропал в густых кустах.
За ним другой встает, уходит за водой:
«Старшого разыщу и приведу с собой!»
Понятно, что и он, как прежний, убежит
Недаром у него такой трусливый вид.
Четыре волка ждут, за часом час идет.
А из волков никто хвостом не шевельнет.
Потом, сорвавшись с мест, бегут друг дружке вслед,
И около костра волков нисколько нет.
Так выгнали волков смышленые друзья.
Все веселы теперь: коза, баран и я.
Теперь баран с козой придвинулись к огню
И кашу кушают, превкусную стряпню.
На мягкую траву затем ложатся спать.
Никто не тронет их: в лесу и тишь и гладь.
А на заре друзья, чуть-чуть забрезжил свет,
С мешком и головой опять пустились в свет.
Коза была смела, баран был молодец,
Все вышло хорошо, и сказке тут конец.

ТАТАРСКАЯ МОЛОДЕЖЬ

Горд я нашей молодежью: как смела и как умна!
Просвещением и знаньем словно светится она.
Всей душой стремясь к прогрессу, новой мудрости полны,
Водолазы дна морского, - нам такие и нужны!
Пусть мрачны над нами тучи,- грянет гром, дожди пойдут,
И мечтанья молодежи к нам на землю упадут.
По вершинам, по долинам зашумят потоки вод.
Грянут битвы за свободу! сотрясая небосвод.
Пусть народ наш твердо верит всей измученной душой:
Заблестят кинжалы скоро,близок день борьбы святой.
И с оправою пустою пусть не носит он кольца:
Настоящие алмазы - наши верные сердца!

СОЗНАНИЕ

Однажды мы в пятом году проснулись, встречая рассвет,
И кто-то призвал нас: трудись, святой исполняя завет!
Увидев, как низко горит на утреннем небе звезда,
Мы поняли: кончилась ночь, настала дневная страда.
Душою мы были чисты, была наша вера светла,
Но слепы мы были еще, с лица еще грязь не сошла.
Поэтому мы отличить друзей от врагов не могли,
Нам часто казался шайтан достойнейшим сыном земли.
Без умысла каждый из нас иной раз дурное творил,
Пусть к своду восьмому небес откроет нам путь
Есть общее в нашем быту и морали,
Один за другим проходили года,-
Шутили, трудились мы вместе всегда.

Вовеки нельзя нашу дружбу разбить,
Нанизаны мы на единую нить.
Как тигры, воюем, нам бремя не бремя,
Как кони, работаем в мирное время.
Мы - верные дети единой страны,
Ужели бесправными быть мы должны?

В ПАМЯТЬ О «БАКЫРГАНЕ»

Вот городская чайхана,
Сынками байскими она
Полным-полна, полным-полна.

Они гуляют широко,
Пьют пиво, режутся в очко,-
За счет отцов кутить легко!
Кому же, как не мне, страдать?
Здесь папиросами «Дюшес»
Дымит компания повес,
Вселился в них разврата бес-
Кому же, как не мне, страдать?
Невежеству их края нет,
Журналов им неведом свет,
Объял их сон во цвете лет.
Кому же, как не мне, страдать?
Ушел я.
Но мне и сейчас его жаль,
Жаль сто раз, и тысячу раз его жаль.
И шел я в метель по пути своему,
Лишь доброе слово оставив ему…

О перо!
Пусть горе сгинет, светом радости свети!
Помоги, пойдем с тобою мы по верному пути!
Нас, в невежестве погрязших, нас, лентяев с давних пор,
Поведи к разумной цели- тяжек долгий наш позор!
Ты возвысило Европу до небесной высоты,
Отчего же нас, злосчастных, уронило низко ты?
Неужели быть такими мы навек обречены
И в постылом униженье жизнь свою влачить должны?
Призови народ к ученью, пусть лучи твои горят!
Объясни глупцам, как вреден беспросветья черный яд!
Сделай так, чтобы считали черным черное у нас!
Чтобы белое признали только белым - без прикрас!
Презирай обиды глупых, презирай проклятья их!
Думай о народном благе, думай о друзьях своих!
Слава наших дней грядущих, о перо,- подарок твой.
И, удвоив силу зренья, мы вперед пойдем с тобой.
Пусть не длятся наши годы в царстве косности и тьмы!
Пусть из мрака преисподней в царство света выйдем мы!
Всех краев магометане охают из года в год,-
О, за что судьбою черной был наказан наш народ?
О перо, опорой нашей и величьем нашим будь!
Пусть исчезнет безвозвратно нищеты и горя путь!

ТАТАРСКИМ ДЕВУШКАМ

Мне по нраву изгиб ваших тонких бровей,
Завитки непослушные темных кудрей.
Наши тихие речи, что сердце влекут,
Ваши очи, прозрачные, как изумруд.
Ваши губы, что слаще, чем райский кавсар,
Чья улыбка - живущим как сладостный дар.
Я люблю вашу стройность, движений красу,-
Без корсета любая тонка в поясу.
А особенно груди - они так нежны,
Как два солнца весенних, две светлых луны.
Вас за белые шеи люблю обнимать,
В ваших юных объятьях люблю замирать.
О, как трогательны этот «джим», этот «мим»
В вашем лепете сладком: «дустым» и «джаным»!
В вас любезны не меньше мне, чем красота,
Целомудренность гордая и чистота.
И настолько мне мил ваш калфак парчевой,
Лишь взгляну на него - и хожу сам не свой.
Так что если ишан иль блаженный хазрет
Прямо в рай мне когда-либо выдаст билет,
Но коль, гурия, выйдя навстречу, как вы,
Не украсит калфаком своей головы
И не скажет мне: «Здравствуй, джаным!» - не войду
В этот рай, пусть я в адскую бездну паду!
Лишь невежество ваше не нравится мне,
Что вас держит в затворе, во тьме, в тишине.
Жены мулл мне не нравятся тоже ничуть,
Вас так ловко умеющие обмануть.
Любят вас, если нянчите вы их детей,
Ну, а мойте полы - полюбят сильней.
У невежества все вы берете урок.
Жизнь во тьме - вот учения нашего прок!
Ваша школа - с телятами рядом, в углу.
Вы сидите, «иджек» бормоча, на полу.
От природы вы - золото, нет вам цены.
Но погрязнуть в невежестве обречены.
В слепоте вы проводите жизнь, и - увы! -
Ваши дочери так же несчастны, как вы.
Вы как будто продажный товар на земле,
Вы бредете, как стадо, покорны мулле,
Но ведь вы же не овцы! Поверьте, я прав,
Что достойны вы всех человеческих прав!
Не пора ль отрешиться от этих оков!
Не пора ли уйти вам из этих тисков!
И не верьте Сайдашу, он злобою пьян,
Он - невежда, над всеми невеждами хан.

Театр - и зрелище и школа для народа,
Будить сердца людей - вот в чем его природа!
На путь неправедный он не дает свернуть,
Он к свету нас ведет, открыв нам правый путь.
Волнуя и смеша, он заставляет снова
Обдумать прошлое и смысл пережитого.
На сцене увидав правдивый облик свой,
Смеяться будешь ты и плакать над собой.
Узнаешь: жизнь твоя светла иль непроглядна,
Вот это верно в ней, а это в ней неладно.
Развить захочешь ты достойные черты,-
Так новой мудростью обогатишься ты.
И если ты хорош - то только лучше станешь,
А если ты дикарь - из темноты воспрянешь.
В театре рангов нет, в нем так заведено:
Ты господин иль раб - театру все равно!
Он чист и величав, влечет он к светлым высям.
Свободен и широк, он свят и независим.
Он - благонравья храм, он - знания дворец,
Наставник для умов, целитель для сердец.
Но следует ему блюсти одно условье:
Родной народ учить с терпеньем и с любовью,
И с древа мудрости срывать тогда лишь плод,
Когда он красоту и зрелость обретет.

ДВЕ ДОРОГИ

В этом мире две дороги:
если первой ты пойдешь -
Будешь счастлив, а второю -
только знание найдешь.
Все в твоих руках: будь мудрым, но живи,
подавлен злом,
А когда ты хочешь счастья -
Может быть, томитесь вы в неволе?
Сам, ребенком, я скучал, бывало,
Мысль моя свободу призывала.
Вырос я. Мечты сбылись: гляди-ка,
Вот я взрослый, сам себе владыка!
Выйду в путь я - без конца, без края
Легкой жизнью весело играя.
Буду я шутить, шалить, смеяться:
Я - большой, мне некого бояться!
Так решив, я в жизнь вступил с надеждой.
Оказался я, увы, невеждой.
Нет свободы на моей дороге,
Счастья нет, ходить устали ноги.
Долго брел я в поисках веселья,
Лишь теперь увидел жизни цель я.
Жизни цель - упорный труд высокий.
Лень, безделье - худшие пороки.
Пред народом долг свой исполняя,
Сей добро - вот жизни цель святая!
Если вдруг я чувствую усталость,
Видя - много мне пройти осталось,
Я в мечтаньях возвращаюсь к школе,
Я тоскую по своей «неволе»;
Говорю: «Зачем я взрослый ныне
И от школьной отошел святыни?
Почему никем я не ласкаем?
Не зовусь Апушем, а Тукаем?»

РЕБЕНОК, ПОЛУЧИВШИЙ ПОХВАЛЬНУЮ ГРАМОТУ

Ребенок так любил читать, так жадно все хотел он знать,
Что трудно было оценить успех простой отметкой «пять»,
Все, что велели, написал, прочел стихи из разных книг,
Похвальной грамотою был отмечен этот ученик.
А если с детства мальчуган ученью рад и книгам рад,
Еще заслужит в жизни он немало всяческих наград.

Габдулла Тука́й (тат. Габдулла Тукай, Ğabdulla Tuqay, عبدالله توقاي‎; паспортное имя Габдулла Мухамедгари́фович Тукаев, тат. Габдулла Мөхәммәтгариф улы Тукаев, Ğabdulla Mөxəmmətğərif uğlı Tuqayev
14 апреля (26 апреля) 1886, деревня Кушлауч, Казанский уезд, Казанская губерния 2 апреля (15 апреля) 1913, Казань)
Выдающийся татарский народный поэт, литературный критик, публицист и переводчик.
Страница автора в Википедии
Габдулла Тукай (Тукай Габдулла Мухамедгарифович) родился 14 (26) апреля 1886 года в деревне Кушлауч Казанской губернии (ныне Арского района Республики Татарстан) в семье приходского муллы. Когда ему было пять месяцев, умер отец. Позднее мать, оставив трехлетнего мальчика бедной старушке на воспитание, вышла замуж и переехала в другую деревню. Через некоторое время мать взяла малыша к себе, но вскоре умерла, и четырехлетний Габдулла остался круглым сиротой. Так началась горькая жизнь «в людях».
Сначала мальчика приютил дед по материнской линии, Зиннатулла, в многодетной и полуголодной семье которого Габдулла оказался просто лишним ртом. В конце концов дед отправил его в Казань, где на Сенном базаре Габдуллу взял на воспитание кустарь Мухаммедвали. В его семье впервые улыбнулось мальчику счастье. Однако вскоре грянула беда: новые родители заболели и потому решили вернуть сироту в деревню Училе к деду, которому через некоторое время удалось отдать Габдуллу крестьянину Сагди из соседней деревни Кырлай.
В 1892-1895 годы жизнь его проходит в семье Сагди, где не было нужды в куске хлеба. Здесь Габдулла начал приобщаться к крестьянскому труду. Именно в кырлайский период он впервые осознал чувство любви к народу и родной земле. «Деревня Кырлай открыла мне глаза на жизнь», - писал поэт потом в своих воспоминаниях («Что я помню о себе», 1909). Впечатления кырлайской поры оставили в его творчестве неизгладимый след.
В Кырлае Габдулла начал учиться. Однако и тут ему было суждено пережить тяжелые дни. Взрослые дочери Сагди умерли от разных болезней, а сам хозяин неожиданно стал калекой. Его суеверная жена все эти несчастья связывала с пребыванием в своем доме сироты. Когда у нее родился сын, ее отношение к приемышу вовсе ухудшилось. К счастью для мальчика, в начале зимы 1895 года он был взят в семью сестры своего родного отца, Газизы Забировой (Усмановой), в Уральск. Здесь Габдулла продолжал учиться в медресе «Мутыгия», одновременно посещая русский класс при нем. Хотя медресе было учебным заведением старого типа, но шакирдская молодежь не бездействовала. Ей была здесь предоставлена относительная свобода. Шакирдам разрешалось знакомиться с периодической литературой на восточных языках и обучаться русскому. Под влиянием национального просветительского движения учащаяся молодежь требует обновления учебных программ и стремится к светским знаниям.

Первые шаги к творчеству
Тукай-шакирд всем сердцем возненавидел схоластическую учебу. «Тукай эфенди в медресе считался самым образованным, бойким и сметливым шакирдом », - говорится в воспоминаниях знаменитого артиста Г. Кариева, близкого друга поэта. Несомненно, Тукай обладал сильной волей и большим врожденным талантом. Новые веяния, предвещавшие подъем революционного движения, оказывали на него заметное влияние в условиях медресе. При активном непосредственном участии Тукая выпускается рукописный журнал «Эль-гаср-эль-джадид» («Новый век»), в котором он публикует свои первые ученические стихи и статьи. Он переводит басни Крылова и предлагает их к изданию. Впервые они были опубликованы в прозаическом переводе в 1906-1907 годах в журнале «Эль-гаср-эль-джадид» под названием «Энже бертеклэре» («Жемчужины»). 77 басен, больше половины которых переведено из Крылова.
Начавшаяся в стране революция 1905 года всколыхнула жизнь и в Уральске. Здесь появились первые татарские газеты и журналы: «Фикер» («Мысль»), «Эль-гаср-эль-джадид», «Уклар» («Стрелы») и др. В них Тукай сотрудничает и выступает с многочисленными стихами и статьями на темы, поднятые и поставленные революцией, участвует в демонстрациях, волной прошедших по городу. Все его творчество пронизывается боевым духом возвеличения и защиты демократических идеалов. В том же 1905 г. Тукай публикует свои уже не подражательные, а оригинальные стихотворения «О свободе», «Одно слово друзьям», в которых выступает защитником прогресса и равноправия народов.
В начале 1907 года Тукай покинул медресе «Мутыгия». Началась его «вольная жизнь». Стихотворение «Что рассказывают шакирды…» (январь 1907) явилось декларацией поэта, призывавшей молодежь идти в жизнь, на помощь народу, наперекор фанатизму и реакции. Немало трудностей лежало на его пути. Революция шла на убыль. В начале 1907 года власти запретили издания органов татарской печати, в которых сотрудничал и работал Тукай. Третьиюньский переворот 1907 года означал решительное наступление реакции на демократию. Боевым откликом на это стало стихотворение Тукая «Не уйдем!» В его ярких строках прозвучал голос поэта-борца, зовущего до конца стоять за честь Родины и торжество демократии.

Казань в судьбе поэта
Осенью 1907 года Тукай приехал в Казань – колыбель национальной культуры и истории, чтобы посвятить свою деятельность новым общественным и творческим задачам. «Светозарная Казань» притягивала своей богатой и необходимой поэту культурной средой – газетами, книжными издательствами, театром, кругом людей, родственных Тукаю по мысли и духу. Здесь он сблизился с первым татарским большевиком Х. Ямашевым, вошел в среду писателей-демократов, сдружился с молодежью, группировавшейся вокруг газеты «Аль-Ислах» («Реформа»), которая выходила по инициативе писателя Ф. Амирхана и являлась одним из самых прогрессивных печатных органов. Казань стала временем расцвета его таланта, временем его человеческой зрелости, временем его славы. Здесь он состоялся как поэт, как журналист, как общественный деятель. Появление Тукая в Казани и его первые стихотворные сборники «Габдулла Тукаев тигырьлэре» («Стихотворения Габдуллы Тукаева», I и II части) были встречены демократической интеллигенцией с большим сочувствием. Поэт входит в литературные круги и сближается с молодежью, группировавшейся вокруг газеты «Аль-Ислах» («Реформа»). В Казани он с большим воодушевлением отдался творческой работе. Его никогда не покидался мысль о необходимости продолжить традиции свободной национальной печати, служащей «своей любимой идее». Частично это осуществлялось в издании сатирических журналов, сперва «Яшен» («Молния»), затем «Ялт-йолт» («Зарница»). Все свои творческие возможности Тукай посвятил этим журналам.
Уже ранний период творчества Тукая был отмечен страстной проповедью служения народу, хотя при этом у него преобладала еще риторика любви к нации. Поэт быстро перерос просветительскую романтику, все глубже проникая в реальный и духовный мир народа.
Совместно с Г. Камалом Тукай в 1908-1909 гг. издает сатирический журнал «Яшен» («Молния»), а с 1910 г. работает в журнале «Ялт-юлт» («Зарница»), фактическим руководителем которого он являлся до конца жизни. В эти годы свободолюбивые мотивы в творчестве Тукая приобретают особую глубину.
В пореволюционном творчестве Тукая возникает целый цикл высокохудожественных поэтических и очерково-публицистических произведений, в которых исчерпывающе ясно и глубоко выражено отношение поэта к народу. Такие его стихотворения, как «Осенние ветры» (1911), «Гнет» (1911), «Дача» (1911), «Чего же не хватает сельскому люду?» (1912), «Надежды народа …» (1913) и др., являются классическими образцами гражданской и социальной лирики, в которых с потрясающей силой реализма раскрыта трагедия народных масс в капиталистическом обществе независимо от их национальной принадлежности. Мир обездоленных предстал в его творениях во всей страшной правде.
Татарский поэт был весьма далек от слепой идеализации народа. Любя его, он не хотел прощать ему темноты, невежества, духовной подавленности, покорности судьбе, не мог пройти мимо этих вековых болезней («Гнет», «Религия и народ», «Рассказ с печки» и др.). В умении различать и оценивать сильные и слабые стороны в народном сознании сказалось революционно-демократическое отношение к народу.

Путешествия по России
В пору нового революционного подъема происходят значительные изменения в жизни поэта. Несмотря на резкое ухудшение здоровья, в 1911-1912 годах он совершает путешествия, имевшие для него большое значение. В начале мая 1911 года пароходом едет в Астрахань, по пути знакомясь с жизнью Поволжья («Дача», очерк «Маленькое путешествие»). Здесь он был гостем своего друга – поэта С. Рамиева, встретился с азербайджанским общественным деятелем и писателем Нариманом Наримановым, сосланным сюда за революционную деятельность в родном краю, и принял участие в маевке, где с речью о празднике 1 Мая выступил Нариманов. Весной 1912 года Тукай решается на более значительные путешествия по маршруту Уфа – Петербург. В Уфе он встречается с Мажитом Гафури. Они еще раз убедились в своей идейной и творческой близости. Петербург встречает Тукая холодно. Здесь он не находит людей, подобных Гафури. Становилось очевидным, что петербургские «национальные интеллигенты» пригласили его лишь как «модную знаменитость» и вовсе не интересуются изданием новых татарских газет и журналов. Разумеется, передовая национальная интеллигенция Петербурга не осталась равнодушной к приезду любимого поэта. Узнав о нем с опозданием, она стремилась окружить поэта своим вниманием. Среди демократической молодежи был, видимо, и Мулланур Вахитов, тогда студент, впоследствии видный революционер. Надо полагать, что стихотворение «Татарская молодежь» написано Тукаем под впечатлением встречи с такими представителями национальной демократической молодежи. Именно в этих кругах он увидел, как молодым людям дороги память и образ Ямашева, убедился в том, что они верны его заветам.
Прожив в Петербурге 13 дней, 6 (19) мая Тукай покинул столицу и отправился в Троицк, в середине июня он очутился в казахской степи, где надеялся поправить кумысом свое здоровье.

Последний год жизни
Из поездки поэт вернулся в Казань в начале августа 1912 г. Даже будучи тяжело больным, он продолжал работать в типографии, дыша воздухом, насыщенным свинцовыми испарениями, и писать несмотря ни на что.
2 (15) апреля 1913 года в 20 часов 15 минут Габдуллы Тукая не стало.Он умер, прожив неполные двадцать семь лет.

Габдулла Мухамедгарифович Тукаев (1886-1913) - выдающийся татарский народный поэт, литературный критик, публицист и переводчик.
Габдулла Тукай родился 26 апреля 1886 года в деревне Кушлауч. Отец - Мухамедгариф Мухамедгалимов, уроженец деревни Кушлавыч Казанского уезда, Казанской губернии. Дед Мухамедгалим был муллой. Мать - Мэмдудэ, отец которой Зиннатулла сын Зайнельбашира так же, как и Гариф-мулла, учился в Кышкарском медресе. Зиннатулла служил муэдзином Кушлауче, а позже по просьбе жителей деревни Училе пошел к ним муллой.
Когда Габдулле исполнилось четыре с половиной месяца, он лишился отца, а в возрасте трёх лет стал круглым сиротой. После кратковременного пребывания в семье деда Зиннатуллы, он оказался в Казани, в семье бездетного жителя Ново-Татарской слободы по имени Мухамметвали, где провел около 2 лет. Его приемные родители заболели и вынуждены были вернуть Габдуллу в Училе. В 1892-1895 годах его жизнь проходила в семье крестьянина Сагди в деревне Кырлай, недалеко от Кушлауч. Здесь Габдулла начал приобщаться к трудовой крестьянской жизни, испытал её радости и горечи, стал учиться и, как он сам потом писал в своих воспоминаниях, Кырлай открыл ему глаза на жизнь.
В дальнейшем детство Габдуллы продолжалось в городе Уральске. Будучи взятым туда в семью купца Галиаскара Усманова, где была хозяйкой его тетя по линии отца, он учился в медресе прогрессивно настроенной семьи меценатов Тухватуллиных, одновременно посещая русский класс и проявляя высокую одарённость в учёбе. Первые литературные опыты Тукая частично запечатлились в рукописном журнале «Аль-Гаср аль-джадид» («Новый век») за 1904 год. В этот же период он перевел на татарский язык басни Крылова и предложил их к изданию. Увлекся поэзией Пушкина и Лермонтова . Его первым замечательным поэтическим созданием на чисто татарском языке был перевод стихотворения А.Кольцова «Что ты спишь, мужичок?», опубликованный в 1905 году под названием «Сон мужика».
После начала революции 1905 года в Уральске появились первые татарские газеты и журналы «Фикер» (Мысль), «Аль-гаср аль-джадид» (Новый век), «Уклар» (Стрелы). Тукай сотрудничал в них и выступал с многочисленными стихами и статьями на темы, поднятые революцией. Он участвовал в прошедших волной по городу демонстрациях.
В начале 1907 года Тукай покинул медресе «Мутыгия» (Тухватуллиных). Началась его «вольная жизнь». Третьеиюньский переворот 1907 года означал решительное наступление реакции на демократию. Боевым откликом на это было тукаевское стихотворение «Не уйдём!», в ярких строках которого прозвучал голос борца, зовущего до конца стоять за честь Родины и демократии. Такие стихотворения Тукая, как «Шурале», «Пара лошадей», «Родной земле», написанные одновременно с «Не уйдём!», были посвящены теме Родины. Осенью 1907 года Тукай приезжает (по сути, возвращается) в Казань, чтобы посвятить свою деятельность творчеству. Здесь он быстро входит в литературные круги и сближается с молодежью, группировавшейся вокруг газеты «Аль-Ислах» («Реформа») - Фатих Амирхан и др. Все свои творческие возможности Тукай в этот период посвящает сатирико-юмористическим журналам «Яшен» («Молния»), «Ялт-юлт» («Зарница»).
К 1908 году в творчестве Тукая возник целый цикл замечательных поэтических и очерково-публицистических произведений. Стихотворения «Светлой памяти Хусаина» и «Татарская молодежь» (1912) пронизаны чувством исторического оптимизма. Большинство его стихотворений и путевых очерков, опубликованных в 1911-1912 гг., написано под впечатлениями посещения им деревень Заказанья - своей малой Родины. В них запечатлена реальная действительность, оцененная с позиции заступника народа.
Несмотря на резкое ухудшение здоровья, в 1911-1912 гг. он совершил путешествия, имевшие для него большое значение. В начале мая 1911 года Тукай пароходом приехал в Астрахань, по пути знакомясь с жизнью Поволжья («Дача», очерк «Маленькое путешествие»). Здесь Тукай остался в гостях у своего друга поэта Сагита Рамиева. В Астрахани он встретился с азербайджанским общественным деятелем и писателем Нариманом Наримановым, сосланным туда за революционную деятельность в родном краю. Весной 1912 года Тукай решился на более значительное путешествие по маршруту Казань - Уфа - Петербург. В Уфе он встретился с М. Гафури, в Петербурге - с Муллануром Вахитовым, впоследствии видным революционером.
Прожив в Петербурге 13 дней, 6 (19) мая, Тукай покинул столицу и отправился в Троицк, а затем в казахскую степь - пить кумыс, надеясь этим поправить свое здоровье. В Казань вернулся в начале августа. В столице Тукай работал в удушливой атмосфере типографии и, несмотря на плохое самочувствие, продолжал писать.
2 (15) апреля 1913 года Габдуллы Тукая не стало. Он ушёл из жизни в расцвете своего таланта. «Татары в лице Тукаева потеряли величайшего национального поэта»,- писали казанские русскоязычные газеты. Тукаевские традиции стали одним из решающих идейно-эстетических факторов и животворных источников для дальнейшего развития татарской литературы под знаменем реализма и народности.
Габдулла Тукай был похоронен на Татарском кладбище Ново-татарской слободы (Казань).