Психолог Александр Колмановский «Цель наказания – причинить боль, и это ненормально

Наш эксперт Юлия Величка выделила самое важное из статьи Александра Колмановского "Воспитание без наказаний" психолога, директора центра социально-психологической реабилитации "Наша жизнь". Самое важное – в удобном тезисном формате.

Наказание ребенка

– желание причинить ребенку боль в надежде на то, что у него выработается условный рефлекс (пример: лезет в розетку – ударили по руке – больше не лезет – ошибочно).

– направлено на ущемление чувств ребенка, а потом и взрослого (пример: "не сделал урок – сиди 3 дня дома").

Пример: ребенок не хочет пристегиваться ремнями безопасности в машине, родитель насильно заставляет ребенка пристегиваться, удерживает его, капризничающего, вырывающегося, кричащего, и изо всех сил утешает: "Детка, понимаю, что это, наверное, очень неприятно, и мне очень жаль, но без этого точно нельзя ехать, потому что нас оштрафуют и вообще не пропустят". Цель насилия – пристегнутый ремень.

– Сопровождается всемерным сочувствием к ребенку, переживанием.

Поставить в угол, лишить айпада, телевизора: физического насилия нет, но есть моральное – это символизированный удар, предшествующий физическому.

Физический удар/крик:

– поселяет неуверенность в себе (низкая самооценка): "Раз со мной так обращаются, значит, поделом, значит, я этого заслуживаю". Результат: во взрослом состоянии – неадекватность, неуверенность, инфантилизм.

До 5-7 лет метод содержательного насилия = действие+сочувственные слова.

После – необходима наработанная годами прочная основа взаимодействия с ребенком (высокая степень доверия). Не административная, не физическая, не насильственная. Ребенок прислушивается не потому, что считает взрослого истиной в последней инстанции, а потому что доверяет ему.

Пример реакции родителя на новость о том, что его ребенок прогулял урок:

Правильная, укрепляющая доверие: "А что вы делали, куда ходили, кто был из мальчиков?" Результат в будущем: слова родителя "Знаешь, в школе собираются тучи, ты там поаккуратнее...", "Знаешь, тебе виднее, но мне кажется, что этот мальчик довольно цинично к тебе относится..." – будут восприняты ребенком серьезно.

Неправильная, разрушающая доверие: "Ты что, совсем сдурела?". Результат в будущем: ребенок продолжить прогуливать и перестанет делиться, начнет шифроваться.

Важно: поскольку младенец самые значимые первые месяцы и годы жизни полностью зависит от родителей, у него эти родительская власть и ответственность находятся очень глубоко внутри и уже больше никуда не уйдут.

Жизненная ситуация

Причина 1: ошибочный метод "9 раз рука погладит, один – даст подзатыльник". Пропорция 9:1 неутешительна, организм будет вздрагивать при каждом прикосновении этой руки. Поэтому если про маму известно, что еще вот-вот, и она сорвется, то никогда ребенок не будет верить никакой ее спокойной, самой дружелюбной интонации. Он будет знать, что это очень временно и зыбко.

Причина 2: ошибочный метод "отбить всяческое желание путем указательного тона" (пример: во время еды говорить ребенку – "Ешь").

Правильное решение со стороны родителей в этом случае: проанализировать, какие проявления с их стороны способствуют мотивации, а какие отталкивают. Иными словами, надо не развивать мотивацию, надо снимать завалы, которые ее подавляют.

1. Не торопитесь наказывать ребенка. Подумайте, все ли мы сделали, чтобы с ним договориться?

2. Родителю надо сказать самому себе: "Я никогда не должен ругать и наказывать ребенка. Никогда. Ни по какому поводу. Ни в какой форме. Я – живой человек, я не всегда могу следовать этому решению, этой высокой мудрости, но правильно поступать именно так".

Разница в подходах к срывам:

1. Сорвавшись, родитель оправдывает себя ("всему есть предел, я живой человек").

Итог: родитель будет срываться все чаще и чаще, и не только на ребенке. Доверие со стороны ребенка – с каждым разом все меньше.

2. Сорвавшись, родитель признает свою слабость и вероятность повторения срывов в будущем + комментирует случившееся: "Я бываю опасным, могу топать ногами, кричать, но знай, ты этого никогда не заслуживаешь, просто я часто чувствую себя истощенной! Да, бывает, что-то не то, и ты, как я, – обычный живой человек, но я понимаю, что ты заслуживаешь только поддержки и помощи, и ничего другого. А срываюсь я, к несчастью, и еще дальше буду срываться неизбежно. Только потому, что я, повторяю, живой человек, и у меня есть своя история вопроса, у меня было свое детство и свои родители".

Итог: ребенок не будет принимать срывы на свой счет, в будущем это даст уверенность в себе, здоровую самооценку. Родитель будет срываться все реже. При таком подходе ребенок будет считать родителя слабым, несовершенным и это не есть плохо, потому что без такого комментария нашего у ребенка будет лишь протест, а с таким комментарием – сочувствие.

– доверие не восстанавливается раз и навсегда, подобно Абсолюту. Все течет, все изменяется, таким образом степень выросшего доверия надо смотреть в динамике (пример: год назад не делился личной жизнью, через год, благодаря работе родителей над отношениями, начал делиться).

Действия, разрушающие доверие:

– любая опасность, любые наши реакции и проявления, которые вызывают в ребенке страх, и эту доверительность, естественно, уменьшают. Ребенку важен только сам факт – недовольны мы им или мы его принимаем (пример: ваш мужчина вас отчитывает. Прислушайтесь к себе. Вам же совершенно неважно, насколько он прав. Для вас травматичен сам факт. То же самое происходит и в наших родительско-детских отношениях);

– постоянные нравоучения, назидания, угрозы в стиле "не будешь учиться – станешь дворником" ребенок перестает воспринимать всерьез, так как человек, от которого это исходит, все время чем-то угрожает.

Мотивация и демотивация

Пример 1: ребенок складывает башню из кубиков, к нему подходит взрослый и говорит:

(Неправильно:) "Миленький мой, надо постараться, а в жизни ничего просто так не дается!"

Результат: у ребенка сразу наступает опасение, для него эта деятельность становится небезопасной, он начинает ее безотчетно избегать.

(Правильно:) "Не страшно! У меня тоже в детстве не получалось, а потом все непременно получилось!"

Результат: ребенок продолжает пыхтеть и добиваться результата, заручившись поддержкой родителя.

Пример 2: система отметок в школе снижает мотивацию у учеников к последнему классу, поскольку страх получить плохую отметку не мотивирует, а демотивирует.

Пример 3: назидательная позиция ("Вот говорила я тебе, вот видишь, что бывает, когда ты не слушаешься!") Результат: ребенок не может усвоить наш опыт, протестует, МЕНЬШЕ фиксируется на причинно-следственной связи и БОЛЬШЕ – на попытке отбиться, не оказаться плохим и неправильным.

Родственники, ломающие родительскую стратегию

Пример: "Знаешь, у бабушки часто бывает плохое настроение. Наверное, она боится, что ее не очень-то любят". Надо объяснить ребенку, сказать, что это не бабушка плохая, а это ей плохо, поэтому она такая.

2. В объяснении важна искренность, необходимо своим поведением "отогревать" злую бабушку, папу и других людей. Рождение брата/сестры и взаимодействие со старшим ребенком в данной ситуации.

Пример: старший требует внимание, когда мать занята младшим.

Правильные фразы: "Детка, мне самой ужасно жаль, что мне не хватает на тебя времени, я так по тебе скучаю, мне так не хватает нашего привычного валяния на диване. При первой же возможности я буду твоя". Результат: принципиально меняется эмоциональный вектор: "я так же нужен и важен для мамы, просто сейчас она занята, надо подождать".

Неправильные фразы: "Ну ты же старший, как ты не понимаешь, он же маленький. Ты можешь потерпеть, подожди, видишь, я занята". Результат: ребенок считает, что он – второстепенен, не важный, хуже, а младший ребенок – лучше, важнее.

Конфликты между детьми в семье

Неправильно: просто сказать "посиди, подумай" (это абстрактная фраза для ребенка), еще хуже – "давай вместе подумаем" (бессмысленно).

Альтернатива наказанию – СОЧУВСТВИЕ на сиюминутные чувства ребенка (пример: спросить у ребенка, чем его так обидел брат/сестра, что он так рассердился).

Детские проблемы. Гнев. Крик. Агрессия

Ребенку не надо объяснять, что грубить − это плохо и можно причинить боль другим грубым словом. Он это точно знает − по себе, по реакциям людей. Он грубит не потому, что смотрит на вещи иначе, чем мы с вами, а только потому, что он не в силах сдержаться, у него такая внутренняя тревожность, неуверенность в себе, что он торопится обидеть первым, пока не обидели его.

За любой попыткой нагрубить стоит попытка привлечь к себе внимание, убедиться, что "ты меня принимаешь не только белого и пушистого". Когда тихий запрос остается без ответа, человек просто увеличивает громкость. Вот это история любого скандала, хлопанья дверью, физического удара, оскорбления − это всегда про одно и то же – накопившаяся гора недоверия, которую надо откапывать постепенно, шаг за шагом, лопата за лопатой.

То, что происходит у нас с детьми, во многом зависит от нашего собственного состояния и наших отношений с близкими, с работой, с самими собой. Для родительской успешности важно работать над своей самодостаточностью, а выражается она в разных вещах.

Обратите внимание, насколько точными словами (именно это важно!) родитель проговаривает свои действия. Этот показатель хромает часто. Даже самые успешные родители редко бывают в состоянии сформулировать вслух свою воспитательскую позицию определённо и последовательно. «Надо бы помягче» или, наоборот, «пожёстче»… «Надо поменьше кричать на ребёнка» … Это очень расплывчатые выражения. Насколько поменьше? «Нельзя так часто срываться» — а как часто можно? «Зря я так строго его наказал» — где конкретно эта грань, до которой ещё можно наказывать, а после – уже нет? Без конкретики мы обречены на непоследовательность и, как следствие, на более низкую эффективность воспитания и более высокую собственную тревожность.

Какая у родителя позиция по отношению к своим ближним . Обычно мы имеем дело с таким выбором (как правило, безотчётным): человек или пользуется домашней атмосферой и уютом, или создаёт его. Рассчитывает на то, что ближние будут делать над собой усилия ради него и ради общего семейного благополучия, или сам прикладывает эти усилия, не рассчитывая на окружающих. В первом случае бывает, что человеку удаётся добиваться от домочадцев того, чего ему хочется. Но это всегда бывает не единственным результатом его требовательности. Другой неизбежный результат — повышенное напряжение, в котором этот человек живёт, частое недовольство окружающими (в том числе детьми), за которым стоит на самом деле недовольство собой.

Как родитель сориентирован на работе . Работа и семья требуют от нас сил и времени и поэтому неизбежно конкурируют друг с другом. Но стресс развивается не от этой конкуренции. Мы же видим, что есть люди, которым не хватает времени и на то, и на другое, но от того и другого они получают удовольствие. Дело не в том, что они нашли золотое сечение – правильный процент распределения ресурсов и сил. Дело в том, что они в своей деятельности занимаются больше самореализацией, чем самоутверждением. Пытаются нащупать что-то по-настоящему своё. Для них важнее внутренние, а не внешние критерии. Такого человека не утешит внешний успех, если он чувствует недостаток в проделанной работе.

Тут также показательно, как родитель переживает дефицит общения с ребёнком . Когда дети ноют, что им скучно, требуют внимания, родители часто испытывают досаду. И даже когда мы пытаемся сдерживаться, ребёнок чувствует эту досаду. Мама говорит: «Так устроена жизнь, не всегда можно делать то, что хочется, потерпи, разве ты не видишь, что я устала» … Всё это не только не помогает ребёнку понять, как должны быть устроены отношения, но ещё и увеличивает его страдания. Ему не хватает родительского присутствия, и его же за это ругают! Важно, чтобы ребёнок видел такое же переживание, сопереживание родителя: «Детка, мне самой так жалко, что мы не видимся! Дай мне только 20 минут в себя прийти, и я буду вся твоя!»

Надо сказать, что все эти сложности – семейные и рабочие – у нас бывают связаны не с какой-то сознательно занятой эгоистичной позицией. Как бы цинично сам человек ни комментировал эту позицию: «Ну и пусть растёт двоечником и неряхой»; «Десять раз повторять не буду» … Все эти выражения – не более, чем защита. Это традиционные слова человека, у которого из-за недостатка тонуса, из-за истощенности психологического ресурса нет сил вкладываться в ближнего, и нет сил даже признать своё бессилие. Ему очень страшно оказаться уличённым в своей неспособности помогать, и он агрессивно защищается от возможных претензий.

Ребёнок, даже когда он ничего не просит, одним своим фактом существования является постоянным запросом, призывом к нашему усилию над собой. В состоянии стресса на этот постоянно висящий в воздухе запрос реагировать гораздо труднее. Очень важно держать баланс: с одной стороны, стараться внутренне к ребенку присоединяться, а с другой – полностью простить себе свои промахи и недостатки. «Да, я недостаточно занимаюсь своим ребенком, но мы все живые люди и имеем на это право, я в этом нисколько не виновата». Очень важно разгрузиться внутренне от чувства вины, тогда мы меньше будем нагружать им наших детей.

Об авторе:
Александр Колмановский – автор курса «Психология отношений», преподаёт в Московском Государственном Университете им. Ломоносова. Регулярный ведущий передачи «Только для взрослых» на «Детском радио – СИТИ FM». После теракта в Беслане в 2004 г. по настоящее время занимается социально-психологической реабилитацией пострадавших: индивидуальным консультированием детей и взрослых, проведением семинаров, организацией и проведением реабилитационных выездов детей и взрослых заграницей и по России. Руководитель центра социально-психологической реабилитации «Наша жизнь».

Колмановский December 8th, 2014

Статьи:
Своих не бросают. Как жить с трудным супругом?
Усыновить родителей
Две причины нелюбви к себе и их преодоление
Про насилие в семье
Про семейный бюджет
О терактах
Не ругайте лоботряса
В виртуальной любви интересуйтесь реальным человеком
«Детские коллективы для ребенка вредны»
Лекция «Любовь и выше пояса. Психология семейных отношений» Александра Колмановского
Причины детской жестокости
Ответственность и принятие — роли мужчины и женщины в семье
Увидеть боль и страх свекрови

Александр Колмановский - Родители и дети

«Как устроена психика ребенка», Александр Колмановский

Александр Колмановский - Семинар "Любовь"

СЕМИНАР АЛЕКСАНДРА КОЛМАНОВСКОГО «ОСОБЕННОСТИ ДЕТСКОГО ВОСПРИЯТИЯ» день 1

СЕМИНАР АЛЕКСАНДРА КОЛМАНОВСКОГО «ОСОБЕННОСТИ ДЕТСКОГО ВОСПРИЯТИЯ» день 2

Родительские секреты. Выпуск №4

Александр Колмановский: Брак ломает отношения

Александр Колмановский. И психологи ошибаются

Александр Колмановский (обсуждение)

А.Колмановский. Открытый форум. 2012 11 01

Александр Колмановский. Детей портит назидательность

Александр Колмановский: Стресс обостряет проблемы

Психолог Колмановский,военные игры

Александр Колмановский о подходе к воспитанию детей на образовательном дне программы "УНИК Мама"

Беслан. 3.09.2012. Александр Колмановский, психолог

Программа "Найди себя" на радио "Московская правда". Гость Александр Колмановский - психолог, руководитель центра социально-психологической реабилитации «Наша жизнь». Ведущая Мария Баранова. (об отношениях между мужчиной и женщиной)

Александр Эдуардович КОЛМАНОВСКИЙ

В благотворительном Центре социально-психологической реабилитации, которым руководит психолог А. Э. Колмановский, занятия с детьми часто проходят в неформальной обстановке.

Психолог А. Э. Колмановский считает, что отношения между родителями и детьми необходимо укреплять с обеих сторон. Именно в этом состоит цель семинаров, которые он проводит в государственной школе №57 г. Москвы.

Детей нет, есть люди.
Януш Корчак

В московской школе № 57 вот уже несколько лет регулярно проводятся два психологических семинара: один - для старшеклассников, другой - для родителей. Оба семинара в общем посвящены одному и тому же - выработке близких, взаимно доверительных отношений между родителями и детьми, анализу того, что этому способствует, что мешает. А главное - как сказывается та или иная родительская воспитательная "практика" на жизненном пути ребенка. Специальный корреспондент журнала "Наука и жизнь" О. ГЛЕБОВ побеседовал с ведущим семинара, психологом Александром Эдуардовичем КОЛМАНОВСКИМ.

- Так все-таки: наказывать или не наказывать?

Не наказывать никогда, ни в какой форме, ни за какие прегрешения. Как бы велики они ни были.

- А если не хочет садиться за уроки? Не заставлять?

Заставлять, но это не то же, что наказывать. Надо сформулировать для себя разницу между тем и другим. Принуждение, в отличие от наказания, направлено на изменение ситуации по существу, а не на то, чтобы ущемить интересы и чувства ребенка, нанести урон его самолюбию. Наказание же не связано с существом дела, это способ уколоть детское самолюбие, "наступить на хвост" сиюминутным интересам. Родитель говорит: "Если сейчас же не сядешь за уроки, оставлю без телевизора на неделю". Сегодняшние уроки никак не связаны с завтрашним телевизором. Родитель хочет сделать ребенку плохо, рассчитывая (иногда безотчетно), что в следующий раз, когда ребенок начнет лениться, он вспомнит, как было плохо без телевизора (без прогулки, без десерта), и это придаст ему учебного энтузиазма.

- Интересно, как же принуждение, о котором вы говорите, может не ущемлять детского самолюбия?

Принуждение, может, и обижает детей, но это происходит не целенаправленно, в отличие от случаев наказания.

- Как ребенок может это понять? Не слишком ли тонкое различие?

Родитель, который принуждает, но не имеет в виду наказывать, старается всячески успокоить ребенка, выразить свое сочувствие: "Миша, мне очень жаль, но сейчас точно надо выключить телевизор и сесть за уроки".

- Но это же не более чем слова.

Вы правы. Поэтому, чтобы ребенок почувствовал разницу, это должно быть не просто словами, а правдой. То есть дети должны видеть, что родителям действительно их жаль.

Во-первых, дети как раз хорошо умеют - ну, не мысли читать, но чувствовать настрой родителя. Если родитель действительно сопереживает ребенку, который должен оторваться от своего удовольствия, дети это, безусловно, замечают.

Во-вторых, есть конкретные родительские слова и поступки, которые могут ребенку в этом помочь. Они обобщенно называются "присоединением". Обычно мать кричит из кухни: "Сколько тебе повторять? Я не могу двадцать раз греть еду!" Или: "Немедленно собирай кубики, я жду тебя в ванной". А присоединение - это когда родитель сначала подходит к компьютеру, за которым ребенок самозабвенно предается какой-то дурацкой игре, и в течение нескольких минут старается вникнуть: "Сколько очков получает эта фигурка за удачный выстрел? Какой запас жизни у нее остался? А можно ли здесь сделать "Save" - сохранить игру?" И только после этого говорит: "Все, Мишенька, теперь действительно пора идти". Предупреждаю ваш вопрос - возможность присоединиться к занятию ребенка есть всегда, даже если это такое занятие, в котором родитель ничего не понимает. Если сын листает журнал, посвященный мотоциклам, мать может сказать (и лучше - с искренней завистью): "Жаль, что я ничего в этом не смыслю. Чем эта модель лучше той?" И если она позовет его обедать после такого трехминутного диалога, ситуация будет совсем другой.

Звучит красиво, но несколько нежизненно. Обычно мать кричит из кухни не оттого, что у нее плохой характер, а именно потому, что нет времени и сил выйти оттуда и включиться в воспитательный процесс.

Конечно, чаще всего так и бывает. Да, жизнь трудна, в ней мудрено воспитать хорошего ребенка, да еще одновременно жить какой-то своей жизнью. Но очень важно, хоть и поступая неправильно, не терять представления о правильности. И важно понимать, что именно произойдет от этой нашей вынужденной неправильности. В таких ситуациях ребенку кажется, что "кухонная" мать с ним не считается, и он начинает и со своей стороны не считаться с ней - не сознательно, не цинично, а безотчетно, просто усвоив предложенный ему характер отношений. Это проявляется сразу в том, что он не отзывается на отчаянные призывы матери. Несчастному родителю кажется, что поведение ребенка "просто хамство", что "я для тебя в лепешку расшибаюсь, в конце концов, это тебе надо, чтобы не было язвы желудка, а ты на меня плюешь..." На самом деле детская безучастность в таких случаях является "отраженным светом". Ребенок не имеет в виду нарочно делать маме или папе плохо, он бессознательно повторяет преподанный ему урок.

Если родитель действительно понимает эту причинно-следственную связь, если, прежде чем крикнуть: "Марш одеваться!", он вспомнит, чем это откликнется, тогда найдутся и силы и время, чтобы сначала сосредоточиться на сиюминутном занятии ребенка. Тем более, что времени-то надо в каждом таком случае буквально несколько минут.

- А если родителю не жаль, что пора выключать этот проклятый компьютер или, например, телевизор?

Речь идет о том, что следует дорожить не этой дурной телепередачей, а чувствами ребенка. Надо вспомнить себя самого ребенком - что я чувствовал, когда меня силой сгоняли со зрительского места?

- И все же: если не наказывать, то как же реагировать на проступки? На двойки, на вранье?

Сочувствовать. Двойка для ребенка - во всех случаях удар. Если внешне этого не видно - значит, мы наблюдаем не истинную позицию ребенка, а его защитную позу. Если дома ребенок говорит о двойке равнодушно или цинично - это означает, что он по дороге домой успел привычно надеть маску равнодушия. Он по опыту знает, что дома быть откровенным небезопасно. Он не может сказать: "Как я расстроен этой двойкой", потому что боится услышать в ответ: "А на что же ты рассчитывал! Разве тебя не предупреждали? Чудес на свете не бывает: нельзя весь вечер гонять в футбол, а назавтра написать контрольную на пятерку". Это все правда, но это слышать больно. Поэтому он привычно скрывает свои переживания. Причем привычка со временем становится такой сильной, что он уже сам не различает своих истинных переживаний и начинает искренне считать, что учеба - дело не важное.

- Но если это правда - насчет футбола и контрольной, почему же не сказать? Разве может правда навредить?

Это не та правда, которая может помочь. Ребенок поступает легкомысленно не потому, что ему в прошлый раз всего этого не сказали, - наоборот, говорили, убедительно показали, что он плохой, вот он теперь и избегает всей этой материи. Он себя в ней не любит.

Надо сказать о том, чем вообще движим ребенок в какой-то, как говорят, актуальной ситуации. То есть когда его вызывают к доске, когда его кто-то задирает на перемене, когда он кого-то обидел и встает перед необходимостью извиниться - в общем, в момент реального взаимодействия с партнерами (и с самим собой, когда надо заставить себя что-то сделать или, наоборот, отказаться от получения какого-то удовольствия). Так вот, в актуальной ситуации на поведении ребенка меньше всего сказывается то, что он вычитал в книжках и услышал в наставлениях. Когда ему крикнут: "Эй ты, лопух!" или случайно толкнут его в школьном коридоре, он ответит либо агрессивно, либо миролюбиво, но мамины утренние напутствия здесь ни при чем. Когда учитель задаст ему какой-нибудь вопрос, он сможет или не сможет собраться, но это зависит не от того, вспомнит он или не вспомнит папин совет: "Соберись!". В этот момент поведение ребенка (как и взрослого) больше всего определяется его эмоциональным состоянием. Чем сильнее внутренний дискомфорт, чем хуже дети себя чувствуют психологически, тем более неадекватно они ведут себя. А психологический комфорт зависит от самопринятия ребенка. Дети, которые в глубине души действительно чувствуют себя не совсем правильными, нехорошими, вовсе не испытывают прилив сил для того, чтобы постараться и стать правильными и хорошими. Наоборот, они чувствуют непреодолимое желание в той или иной психологической защите. Им непосильно жить с сознанием "я - плохой", они стараются компенсировать себе это горькое переживание.

Простые житейские наблюдения плохо согласуются с этими рассуждениями. Можно видеть сколько угодно детей, которые ведут себя по-разному плохо, но при этом вовсе не охвачены каким-то "горьким переживанием".

Так не бывает. Просто эти переживания скрыты от нашего взгляда. В этом и состоит психологическая защита. Существует множество различных способов защиты, но все же стоит выделить наиболее типичные и распространенные формы.

Первый тип психологической защиты можно назвать "скрытым алкоголизмом". Дети с таким типом реакции, чувствуя себя недостаточно хорошими, стараются компенсировать отрицательные переживания положительными. У них обостряется стремление доставить себе удовольствие любым способом, "здесь и сейчас": дворовой "тусовкой", телевизором, бесконечными компьютерными играми, капризным настаиванием на бессмысленной покупке, злоупотреблением косметикой и т. п.

Известно, что даже у взрослого, которому не хватает положительных эмоций, обостряется потребность в сладком. Человек в угнетенном состоянии начинает сыпать больше сахара в чай, налегать на сладости, больше есть шоколада и вообще больше есть. В этом нет никакой мистики, это нормальная реакция - даже не психологическая, а физиологическая. Дефицит положительных эмоций - то есть преобладание отрицательных - это своего рода стресс, при котором изменяется уровень сахара в крови, и у человека возникает потребность подпитать себя.

Такая же реакция развивается у наших детей на поведенческом уровне. Конечно, это реакция бессознательная. Дети не в состоянии объяснить себе ни ее происхождение, ни ее цели. Они не могут проговорить себе это теми же словами, которыми мы с вами сейчас это обсуждаем. Они просто испытывают смутное неудовлетворение, тоску, непризнанность и стараются заглушить эти чувства. Чем больше говорить такому ребенку: "Посмотри, к чему приводит твое разгильдяйство!", тем более плохим он будет себя чувствовать и тем больше будет стараться "утешиться".

Один из крайних способов доставить себе удовольствие - это по возможности избегать неудовольствия. Например, не делать над собой усилий. Отсюда происходит невыносимая для родителей расслабленность, с которой ребенок сидит, тупо глядя в стену, вместо того чтобы быстро собираться в школу, или необъяснимо долгое время проводит в уборной.

Здесь же часто кроются причины плохой успеваемости, которые обывательски приписываются лени. Нет такого научного или клинического понятия, как лень. Это неряшливый бытовой термин. Лень - это защитная реакция, которая выражается в избегании отрицательных переживаний при дефиците положительных. Для того чтобы учить уроки, необходимо делать над собой неприятные усилия, причем с сильно отложенным вознаграждением. Посмотрите, как быстро ребенок расставляет шахматные фигуры. А ведь этот процесс сам по себе не является развлечением и не приносит никакого удовольствия. Он тоже требует от ребенка усилий над собой, но вознаграждение следует немедленно: расставил - можно играть. А когда и в какой форме вознаградятся усилия в учебе - для детей, естественно, полная абстракция.

Это важно помнить в тот момент, когда мы объясняемся с ребенком про необходимость хорошо учиться. Преимущества образованного человека стали нам самим очевидны только с возрастом, с жизненным опытом. Что бы мы ни сказали 10-15-летнему ребенку о жизни, для него наши слова останутся пустым звуком. "Как ты не понимаешь, что без образования - никуда! На что ты рассчитываешь?!" Наши совершенно справедливые высказывания, увы, остаются неэффективными. Такие масштабные обобщения про жизнь человек способен по-настоящему усвоить только на собственном опыте. Поэтому они не помогут ребенку делать над собой какие-то усилия.

Никто не хочет делать над собой усилия, даже животные. Разве это не естественно? С чего бы этого вдруг хотеть ребенку?

- "С того", что каждому ребенку хочется быть таким, как соседский успешный мальчик, таким, каким его хотят видеть мама и папа. Он не делает этих усилий не потому, что не хочет, а потому, что не может. Ребенок, который пропадает у телевизора, отличается от того, который со вздохом отрывается от телевизора и идет делать домашнее задание, не тем (или не только тем), что он менее организован, и не тем, что ему меньше твердили о пользе учебы; он отличается пониженным самопринятием, то есть считает себя в чем-то ниже других.

Еще одна форма психологической компенсации - самоутверждение. Дети с таким типом защиты испытывают потребность (или, в отличие от предыдущего случая, "энергетическую" возможность) заслониться от негативных переживаний, демонстрируя полное благополучие. Такие дети защищаются от указаний на неправильности своего поведения, подчеркивая свои достижения, а также дезавуируя того, кто их критикует. Если дети с первым типом реакции, услышав, условно говоря: "Ты плохой", действительно в глубине души признают себя плохими и поэтому стремятся поскорее забыться (а вовсе не исправиться), то дети со вторым типом реакции отвечают: "Сам такой!". То, что иногда считается непомерно завышенной самооценкой, преувеличенным представлением о собственных достижениях, на самом деле является скрытой неуверенностью, которая проявляется в уродливых защитных формах. Руки в карманы, грудь колесом, циничная ухмылка - это все попытки продемонстрировать окружающим (и самому себе) свою самодостаточность. А человеку свойственно настаивать на своих достоинствах именно тогда, когда он в них не уверен - или не уверен, что его можно за них любить. Это важно понимать, иначе мы, пытаясь "сбить спесь" с нахального ребенка, действуем ровно в противоположном направлении - мы пытаемся понизить его самооценку, а он именно с этим и борется с помощью своего нахальства. Он говорит: подумаешь, двойка! Если отвечать ему: вот и вырастешь неучем, неудачником, в кого ты только пошел, - это будет правдой, и именно это еще больше спровоцирует его на показной нигилизм: много ли тебе самому дала твоя учеба! Или: ты вот учился-учился, а другие безо всякой специальности такие деньги зарабатывают. Он это скажет не потому, что действительно так думает, не потому, что так смотрит на вещи, - он это скажет в порядке защиты, обороняясь от опасности оказаться плохим. Это не его жизненная позиция, это именно защитная поза.

Можно много еще рассказывать про психологические защиты детей.

И все же, если родитель действительно начнет сочувствовать ребенку по поводу двойки, это получится как-то ненатурально. Даже для самого ребенка это будет неестественно.

Эта неестественность означает только то, что отношения уже далеко зашли в привычной родительской назидательности. Когда вы узнаете, что у друга неприятность, какова будет ваша первая реакция?

- Ну, сочувствие, наверное.

Именно. Даже если друг будет сам виноват. Если у него украли кошелек, будете ли вы говорить: "Растяпа, куда смотрел? Сколько было тебе повторять - застегивай молнию?" Вместо этого вы будете его утешать и не станете бояться, что он усмотрит в этом потакание его рассеянности.

А все-таки - чем плохо наказать? Ведь вокруг масса примеров - наверное, вам тоже известных, - когда наказание немедленно приводило к тому, что ребенок начинал действительно хорошо учиться или переставал обманывать.

На самом деле этих примеров не такая уж "масса". Но даже в тех случаях, о которых вы говорите, когда наказание приводит к нужному результату, этот результат всегда бывает не единственным. Другой, менее наглядный, но более фундаментальный, заключается в понижении детского самопринятия: "Я - такой ребенок, которого правильно наказывать. Я не заслуживаю того, чтобы вошли в мое положение, не заслуживаю уважительного отношения к себе". Это и приводит к неизбежному развитию тех самых защит. Для того чтобы избежать такого негативного эффекта, правильно будет исходить из следующего понимания: как бы ребенок ни провинился, что бы плохого он ни сделал - это не он плохой, это ему плохо.

Надо сказать, что дети усматривают в словах взрослого указание на свою "неправильность " в гораздо большем количестве случаев, чем можно предположить. Даже в тех, когда родитель точно не вкладывает в свою реакцию ничего назидательного. Что говорят нормальные, доброжелательные родители маленькому ребенку, который ушиб коленку и плачет?

- Ну, что - не плачь, пройдет, дай подую...

Верно. Казалось бы, что плохого в таком тексте? Но давайте подумаем: как это "не плачь"? Ведь больно! Получается, что чувства ребенка объявляются какими-то неуместными. "Правильный" человек (папа, мама) на его месте сейчас не плакал бы.

- А что же говорить?

Необходимо то самое присоединение. Показать, что я, родитель, разделяю его переживания. "Как это больно, это такое болезненное место! Как нам не повезло!" Тут конкретные выражения не так важны, каждый родитель скажет это естественными для него словами.

Нетрудно посочувствовать малышу по поводу ушибленной коленки. Но возьмем такую ситуацию. Старшеклассник позвонил домой из школы, сказав, что выходит домой, а пришел в девять вечера, ни разу не позвонив. Тоже сочувствовать?

Вы не уточнили - он приходит и рассыпается в извинениях или хамски говорит: "А что такого? Я что, не имею права пойти к другу в гости?"

- Возьмем второй случай.

Конечно, сочувствовать.

- Чему же?

Но ведь если он не приносит извинений, значит, он боится, что их не примут.

- И правильно боится. В конце концов, кто кому сделал плохо?

Он сделал плохо родителям. И для того чтобы этого не повторялось, надо, чтобы он не боялся в этом признаться и раскаяться.

Но велик риск, что, если такой подросток не столкнется с маминой реакцией, он так и останется безразличным к ней.

Это, простите, характерное заблуждение. Для того чтобы ребенок считался со страданием родителя, необходимо, чтобы это страдание было ему заметно. Когда же мы ругаем наших детей за страдания, которые они нам причинили, то они за упреками просто не видят наших переживаний. Поэтому лучше всего опоздавшему сыну было бы услышать: "Какое счастье, что ты пришел! Я чуть не умерла от страха, пока ждала тебя". Если сын привыкнет к такой маминой реакции, он с большой вероятностью начнет действительно считаться с ней и звонить из каждого телефонного автомата.

Вы описываете реакции каких-то сверхлюдей. Обычная "смертная" мать, скорее всего, не сможет в такой ситуации выжать из себя что-либо дружелюбное.

Точно не сможет. Сразу. А вот со временем сможет. Любые наши эмоции есть часть поведенческого акта. Если у эмоции нет внешнего, жестового или хотя бы вербального выхода, она со временем исчезает. Если родитель отдает себе отчет в том, что в данный момент не в состоянии проявить сочувствие, доброжелательность, - это не страшно. В таком случае достаточно "стиснуть зубы" и хотя бы не сказать ничего недоброжелательного. Да, это грозит неким конкретным уроном. Опоздание останется непрокомментированным, уроки останутся несделанными или там кровать - неубранной. Но это тоже будет не единственным результатом родительского усилия над собой. Другим, гораздо более важным, будет то, что после нескольких таких эпизодов, в которых родитель смог сдержать свой непосредственный протест, не дал ходу своей назидательности, он перестанет этот протест испытывать. Эмоция, длительное время не имевшая выхода, исчезнет. И вот тогда откроются возможности регулировать поведение ребенка на доброжелательной основе.

Скажите честно: вы в своей практике психолога наблюдали такое? Действительно ли это доступно нам - простым родителям?

Это гораздо менее трудно, чем кажется. Важно только не бояться собственной родительской неправильности. Да, мы, родители, сплошь и рядом поступаем не аналитически, не педагогически и т.д. Даже самые правильные из нас бывают непоследовательны, срываются и срывают на детях свои эмоциональные проблемы. Но раз мы договорились, что это не ребенок плохой, а ребенку плохо, то будет правильно эту же логику распространить на нас самих. Мы не виноваты в наших родительских слабостях, мы их себе не выбирали. Наше дело - стараться, а там будь, что будет.

"Наука и жизнь" о детской психологии:

Дрейкурс Р., Зольц В. Уважайте ребенка. - № 7, 1988.

Маркуша А. Прислушиваясь к детям . - №№ 10-12, 1978 г.; № 1, 1979.

— Александр, в России родители часто отправляют ребенка на лето подальше из города — на дачу, в деревню к бабушке или куда-нибудь еще. Нужно ли это ребенку? В чем плюсы и минусы такого отдыха?

— Плюс — свежий воздух. Минус — отрыв от родителей. На мой взгляд, минус перевешивает. Ребенку не так вредно провести лишние две недели в душной Москве, как быть в отрыве от родителей.

Для психологической устойчивости ребенка, для его жизненного успеха, для психосоматики очень важно, чтобы ребенок с родителями был дружен. Это важнее свежего воздуха и деревенского молока. Поэтому летние каникулы правильно было бы использовать для налаживания таких отношений. На каникулах есть возможность проводить вместе больше времени. Кроме того, в отпуске родители обычно бывают не такими задерганными, как в рабочее время.

Александр Колмановский

Ведет мастер-классы «Родители и дети», руководит центром социально-психологической реабилитации «Наша жизнь», читает авторский курс семинаров «Психология отношений» в школах и интернатах. Более 10 лет работал школьным психологом, шесть лет — в НИИ детской онкологии и гематологии РАМН им. Блохина; помогал в горячих точках, в том числе в Беслане.

Но если родители в истощенном состоянии и не могут летом никак расслабиться, тогда да, лучше друг от друга отдохнуть.

Тут есть еще такой момент. Когда у родителей на работе возникает важный и интересный проект, который им дорог, они же не занимаются им по остаточному принципу. Но вот почему-то к воспитанию ребенка у нас так относиться не принято, и зачастую оно проходит именно по остаточному принципу.

— Правильно ли родителям настаивать на поездке ребенка, если тот не хочет уезжать на каникулах?

— У всех разные житейские обстоятельства, и в этом случае я не стал бы подсказывать родителям, как им поступить. Мне кажется правильным подсказать им последствия того или иного выбора, а дальше пусть поступают, как считают нужным. Я имею в виду вот что.

Когда ребенка заставляют делать то, чего он не хочет, у него атрофируется инициативность. Он становится вялым и апатичным.

Начинает больше сосредотачиваться на незначительных жизненных обстоятельствах вроде того, играть сейчас в коммуникатор или нет. А серьезные выборы он все больше перекладывает на родителей. Недавно один мой 50-летний пациент рассказывал: «Бывает так: мне пора выходить из дома по какому-то важному делу. И я ловлю себя на таком ощущении: мои жена и взрослая дочка тоже знают, что мне пора уходить, но молчат, не подталкивают меня. Значит, еще ничего, еще можно потянуть время». Понимаете, у человека, которого все время заставляют что-то делать, развивается внутренняя безответственность.

Поэтому важно, чтобы родители, выбирая между тем, предоставить ребенку реальную свободу или принимать решения за него (в том числе про летний отдых), понимали, между какими перспективами они выбирают. А дальше это уже вопрос их собственного выбора.

— Как вы относитесь к детским лагерям — стоит ли отдавать туда ребенка? Или этот жизненный опыт ему совершенно ни к чему?

— Тут нет единого рецепта. Есть самые разные дети, лагеря, разное состояние детей. Но, как это ни странно звучит, я считаю, что детские коллективы для ребенка очень вредны.

— Почему?

— Они вредны, когда общение в них происходит без структурирующего, плотно присутствующего взрослого влияния. Чем младше дети, тем в большей степени это справедливо. В любом детском коллективе неизбежно будут устанавливаться природные натуральные отношения, то есть очень конкурентные. И будет выстраиваться природная же пирамида иерархии: наверху — крутые, а внизу — лузеры. Это социальное распределение одинаково травматично для обоих уровней пирамиды: для «нижних» — понятно почему, а для «верхних» это становится ложным уроком того, что в жизни надо преуспевать силой.

— То есть никаких летних лагерей?

— Если уж отправлять ребенка в лагерь — спортивный, языковый или еще какой-нибудь, надо узнать, насколько день там структурирован, насколько умело и активно взрослые организуют детское общение.

— Как быть, когда ребенок (точнее — подросток) отдыхал в лагере, влюбился, вернулся домой и страдает? Надо ли вообще вмешиваться?

— Представьте себе, что ваша подруга вернулась из отпуска или из командировки, влюбившись и тоскуя. Никто ведь не побежал бы в этой ситуации к психологу советоваться, как себя с ней вести. Просто по-дружески присоединялись бы, сочувствовали, расспрашивали, узнавали бы, что было, чего не было, разделенное или неразделенное чувство, есть ли адрес, можно ли переписываться. Точно так же надо общаться с ребенком.

Нам кажется, что наши взрослые отношения между собой, с нашими сверстниками, — это что-то одно, а наши отношения с нашими детьми — что-то другое. Это ни на чем не основанная иллюзия.

У детей ровно так же устроены психика, ткани, морфология и мозг, как и у взрослых. Поэтому когда надо подобрать какую-то правильную форму поведения с ребенком, реакцию на какие-то детские события, надо себе представить, как мы, взрослые, ведем себя по этим же поводам друг с другом.

— Вы описываете ситуацию, где у родителей есть налаженный контакт с детьми, где подросток им доверяет. А если он закрывается?

— Если ребенок закрывается, это не значит, что тут нужны какие-то особые подходы, чтобы обсуждать с ним, например, его неразделенную любовь. Нужно восстанавливать доверительность, налаживать нормальные дружеские отношения.

— Часто бывает так, что всего за одно лето подростки сильно и быстро взрослеют психологически. Как принять новую взрослость своего ребенка?

— Надо объяснить специфику переходного возраста. После сексуального созревания человек становится полноценным членом общества, который может выполнять любую неквалифицированную работу, нести ответственность и так далее. А «влетает» человек в этот возраст в состоянии законной инфантильности. Он до сих пор ничего не делал самостоятельно, ни за что не отвечал. И тут срабатывает устройство нашей психики, в силу которого человек одинаково относится к окружающим и к самому себе. Инфантильный подросток начинает оценивать себя так же, как он оценивает другого человека, который сидит на шее у ближних и ничего не делает. Он начинает себя ужасно не любить. Конечно, все это происходит бессознательно. Но именно с этим связан резко обостряющийся подростковый негативизм. Подросток чувствует себя очень плохим и поэтому, как говорят, торопится обидеть первым, пока не успели обидеть его.

— Чем же ему помочь?

— Когда родители такому подростку говорят по поводу его неадекватных проявлений: «Ну, о чем ты только думаешь?», «Где ты это видел?», «Кто тебе разрешил?», «Сколько можно тебе говорить?», — каждый раз подросток чувствует, какой он неправильный. Родители только усугубляют его воспаление.

Очень важно относиться к подростку не оценочно, а сочувственно, то есть сопереживать, присоединяться, разделять с ним его чувства, реагировать на его переживания больше, чем на внешний план события.

Вот звонит сын-подросток матери: «Ты когда сегодня возвращаешься? Я хочу тебе обед приготовить». Мать чуть не разрыдалась от счастья. Зная, что ее дома ждет еда, позволила себе по дороге задержаться, зайти в магазин. Когда она вернулась домой, выяснилось, что сын сидит в коммуникаторе, а на кухне шаром покати — ни одного бутерброда, не говоря уже о большем. Она на него резко сорвалась. А терапевтичной для подростка была бы другая реакция: «Что, Володь, заболтался? Заигрался? Понимаю, бывает». Примерно так. Для того чтобы быть в состоянии так реагировать, надо заранее не вестись ни на какие намерения и клятвенные обещания подростка, это не более чем благие порывы.

— Многие дети ждут лета, потому что теперь наконец-то можно позже вставать и ложиться. Как быть с режимом дня, чтобы потом ребенку не было мучительно больно возвращаться в школу?

— Что бы мы с вами сейчас ни написали, все равно жизнь не позволит укладывать и тем более поднимать ребенка летом так же, как и во время учебного года. На отдыхе он будет неизбежно ложиться и вставать позже, как и мы с вами, взрослые люди. Тут родителям можно посоветовать только одно: совершенно расслабиться. Да, потом будут трудности, надо будет входить в новое рабочее расписание, но это не страшно.

— А как быть с программой на лето? По литературе или, например, в музыкальной школе? Контролировать или пустить на самотек?

— Знаете, здесь нет специфики летних каникул. Для ребенка вообще губительно, когда родители дома являются продолжением школы. В этих домашних заданиях, вернее, в том, что школа рассчитывает на помощь родителей в этом вопросе, проявляется вопиющий непрофессионализм нашей школы.

Педагогика, преподавание — это отдельная профессия. И ею не могут заниматься дилетанты, непрофессионалы и тем более родственники тех, кого надо учить. Мы же, взрослые люди, не беремся друг друга учить по вечерам после работы, скажем, английскому или химии. Точно так же это неуместно и по отношению к ребенку.

— То есть не стоит делать с ребенком уроки?

— Мало того что это неэффективно, это неизбежно вызывает дополнительное напряжение в отношениях, портит их, и для ребенка такая практика психологически травматична.

— Получается, что домашние задания — полностью зона ответственности ребенка.

— Это зона ответственности школы. Школа должна, с одной стороны, правильно выстраивать задания для ребенка, с другой стороны — правильно мотивировать их исполнение.

— А что делать, если летом ребенок со всей своей новой свободой тянется к «дурной дворовой компании»?

— Лучше сказать, чего не делать родителям. Ни в коем случае не заставлять ребенка — и даже не подсказывать ему! — не водиться с этими детьми. Вот у девушки появился новый молодой человек, и взрослая мама говорит ей: «Не нравится он мне. Ничего хорошего из этого не выйдет. Бросай его, пока не поздно». Ничего, кроме аллергии, такая реакция взрослых не вызывает. Что было бы правильно сделать маме, которая видит, что у дочери появился какой-то сомнительный, по ее мнению, молодой человек? Как можно больше приближаться к этой ситуации. И приближать, приручать молодого человека. Чтобы дочь чувствовала, что мать — ее союзница. Чтобы у матери было больше возможностей реально влиять на ситуацию.

Так же и в случае с дурной компанией. Если ваш ребенок сошелся с какой-то, условно говоря, дворовой компанией, — жаль, боязно, опасно, но это уже произошло. Теперь нам надо как можно больше в это вникать безопасным для ребенка образом. Расспрашивать про этого, скажем, Володьку из компании: что он любит, какие у него кроссовки, какой у него коммуникатор… То есть как можно больше к ребенку присоединяться.

Дети, как правило, не уходят в сомнительные дружбы и отношения, когда чувствуют дома принятие.

Когда им не надо дома соответствовать каким-то трудным для них условиям. «Чтобы родители были мною довольны, я должен приносить хорошие отметки, всегда выполнять обещания, не забывать вынести мусор. На самом деле я не всегда это делаю и поэтому чувствую, что родители мной то довольны, то нет». А с этой шпаной не надо выполнять трудных условий. Ребенка там принимают просто так, и ребенок туда с облегчением уходит.

— А как быть, если у ребенка, наоборот, совсем нет друзей и ему сложно общаться?

— Очень ценный и дорогой для меня вопрос. Знаете, каких людей любят больше всего в любых коллективах, взрослых, детских, профессиональных? Прежде всего — доброжелательных. Потом уже — остроумных, красивых, сексуально привлекательных и так далее. Поэтому когда родители замечают, что у ребенка как-то не складываются отношения со сверстниками, надо в нем развивать доброжелательность, настраивать его на терпимое, дружелюбное отношение к другим детям.

Конечно, ребенку трудно так себя вести со своими обидчиками. Тут недостаточно просто родительских призывов: «Ну, ты не обращай внимания», «Будь как-то поактивней». Это все пустой звук, который оставляет ребенка с проблемой один на один. Ему надо подсказать, как конкретно реагировать на эту чужую недоброжелательность, например, на то, что его дразнят или уходят без него на перемене. Нужно попытаться понять причины, ответить на вопрос, почему себя так ведут окружающие.

— И как найти ответ на этот вопрос?

— Когда кто-либо — дети или взрослые — ведут себя недоброжелательно, это бывает связано с одной и той же причиной — с неуверенностью в себе.

Вызывающее негативное поведение — всегда запрос: «Покажи, как ты будешь на это реагировать, примешь ты меня такого или нет». Дальше надо ребенку подсказывать, как именно можно обидчиков принимать, что значит принятие. Надо учить детей терпимо реагировать на негативное, агрессивное и недоброжелательное поведение партнеров.