Анима и анимус стадии развития. «Тёмная» сторона Анимы и Анимуса. Ключ к пониманию

Стадии развития Анимы и Анимуса. Их роль в профессиональном становлении человека. Их бессознательное влияние на наше настроение и мотивацию. Игры Анимуса и Анимы в отношениях. Описано живо, конкретно, практически. Сам текст написан профессионалом высшего уровня - Татьяной Ребеко, одним из первых юнгианских аналитиков в России.
И друзья, конечно в тексте есть небесспорные моменты. Поэтому предлагаю извлечь из него прежде всего ценное и полезное. А завтра в 14:00 будем все это обсуждать на нашей встрече, не забудьте записаться -

Архетипы АНИМА И АНИМУС

«Анима» в дословном переводе с латыни означает «душа», тогда как слово «Анимус» - это новояз, который буквально можно перевести как «душ» (душа мужского рода). Юнг полагал, что Анима - это женская часть психики мужчины, а Анимус - мужская часть психики женщины. По сути, и то, и это - архетипы гендера. Анима и Анимус являются во многом неосознаваемыми архетипами.

Юнг полагал, что Анима - это, прежде всего источник чувства и настроения мужчины. «Анима - это персонификация всех женских психологических тенденций в психике мужчины, таких как туманность и расплывчатость чувств и настроений, пророческие наития, восприимчивость к чему-то иррациональному, способность к индивидуальной любви, и, в конечном счете - связь с Бессознательным». Иногда Юнг прямо говорит, что Анима - это архетип, который работает как проводником между сознанием мужчины и его Бессознательном. Он отмечал, что Анима - это эмпирическое понятие, но не давал никакого логического объяснения: «Вопреки часто высказываемому предрассудку, будто речь идет о какой-то теоретической выдумке или, того хуже, о чистой мифологии, я должен подчеркнуть, что понятие Анимы - это чисто опытное понятие, цель которого состоит только в том, чтобы дать имя группе родственных или аналогичных явлений». Эти родственные явления могут быть заполнены разным материалом, но структурно они одинаковы. Таким образом, Юнг вводит понятие Анимы для обозначения сходного опыта. «Анима - это хтоническая («зарытая в землю»), архаическая часть души мужчины. <... > Этот термин не стоит смешивать ни с христианско-догматическим, ни с каким-то другим философским понятием души. Если кто-то желает составить себе сколько-нибудь конкретное представление о сущности того, что выражается этим понятием, то лучше вернуться к античным авторам или классической китайской философии, где Анима понимается как женская хтоническая часть души. Такая отсылка к прошлому всегда, разумеется, сопряжена с опасностью конкретизма, чего я стараюсь избежать. Речь идет не об абстрактном, а об опытном понятии, которому присущ облик, в коем Анима у нас проявляется».

Анима имеет совершенно определенные свойства, которые в целом выражаются в том, что это, прежде всего настроение, чувства и какие-то порывы. Поэтому Юнг иногда говорил, что Анима - это готовность к прыжку. Недаром в старые времена одержимость Анимой называли аниматозностью (раздражимостью, возбудимостью мужчины, когда тот ведет себя как принцесса на горошине и возбуждается на самые разные стимулы - причем сила реагирования в таких случаях неадекватна силе стимула). Если говорить об Аниме как о готовности к реагированию, то нужно отдельно рассмотреть источники образа Анимы. В психике мужчины этот образ сильно смикширован с образом матери, поэтому мужчине трудно разделить где заканчивается мать и начинается Анима. Образ Анимы придает сыну идеализацию матери. Мать для сына имеет совершенно демоническую власть, куда бóльшую, чем власть человеческая. Анима несет эмоции и аффекты. Благодаря Аниме мужчина имеет контакт со своей инстинктивной сферой, которая, разумеется, социально не оформлена - и грубая порода из Бессознательного, попадая в сознание, вызывает какую-то разруху, например в виде вулкана страстей, мыслей или наитий.

Анима - это фактор наибольшей важности в психике мужчины, где всегда действуют эмоции и аффекты. Это довольно «стервозная» часть психики - она усиливает, преувеличивает, подделывает и мифологизирует все эмоциональные отношения к профессии и людям обоих полов. Когда Анима уже в достаточной мере упрочилась, она изнеживает характер мужчины и делает его восприимчивым, раздражительным, капризным, ревнивым, тщеславным и неприспособленным. Был мужик, а теперь «принцесса на горошине» (эту аналогию использует сам Юнг). Люди, оказавшиеся под влиянием чрезмерно развитой Анимы, оказываются пропитанными ею. Они находятся в состоянии недомогания и распространяют это недомогание повсюду, все шире и шире. Полная дисфория, все не то и все не так. И эта Анима начинает раздражать окружающих. «Аниматозные» мужики совершенно невыносимы, а в их окружении чувствуешь себя как на минном поле. Некомфортно.

Юнг считал, что до наступления зрелости (в его понимании это примерно 35 лет) мужчина может без ущерба переносить потерю Анимы. Нужно чтобы мужчина стал мужчиной и справился с задачей обретения своей маскулинности. В случае гомосексуальности у нас происходит полная идентификация с Анимой. Поскольку мужчина через Аниму имеет связь с Бессознательным, то Юнг особо отмечает, что женские атрибуты у мужчины часто можно наблюдать на примере пророков и шаманов. Некоторые шаманы, готовясь к обрядам, рисовали на своей одежде женские груди и говорили высокими женскими голосами, тем самым всячески подчеркивая контакт с Бессознательным. Во всех культурах люди, имеющие какой-то контакт с Бессознательным и способные выносить оттуда какой-то контент, разными способами выдают свою связь с женским (одежды, прически, аксессуары etc). Если посмотреть на иконы, то можно заметить у многих мужчин длинные волосы и отметить общее женоподобие их лиц. Более того - одеяние православного священника скорее можно назвать женским, чем мужским.

Если мужчина не обретает контакт с Анимой до 35 лет, то он утрачивает всякую жизненность и у него наступает то, что Юнг называл «потерей души». При этом важно полностью не идентифицироваться с Анимой. Что касается сексуальности, гармоничным вариантом является латентная бисексуальность («Мужчина, который осознает свою латентную бисексуальность и в гетеросексуальном плане становится намного более изысканным, изощренным и благополучным»). Гомофоб же настолько боится контакта со своей Анимой, что вместе со своим страхом перед гомосексуальной ориентацией он отсекает и какую-то часть своих эмоций и чувств. Если воссоединение с Анимой не состоялось, то у человека возникает потеря жизненности, флексибильности и человечности. Он сталкивается с преждевременным оцепенением и закостенелостью, стереотипией, фантастической односторонностью, становится своенравным и педантичным либо утомленным и неряшливым, с ребяческой склонностью к алкоголизму. Он либо грубеет и превращается в «человека в футляре», либо превращается в «заболоченную лужу». Эти два непродуктивных типажа нередко встречаются в художественных произведениях.

Анима мужчин отчасти смешана с матерью, но иногда проецируется на жену. Если мужчина не вполне осознает свое Аниму и не контактирует с ней на уровне сознания, то он может проецировать на своего партнера свою теневую Аниму - и тогда партнерша станет «носителем порока». Юнг: «Идентификация с социальной ролью - щедрый источник неврозов вообще. Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности (Персоны - Прим. Авт). Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки etc. Социально сильный мужчина в частной жизни чаще всего дитя по отношению к состоянию собственных чувств. Его общественная дисциплинированность, которой он так настойчиво требует от других, в частной жизни жалко буксует. Его «любовь к своей профессии» дома обращается в меланхолию. Его безупречная публичная мораль под маской выглядит поразительно - мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях (впрочем, жены таких мужей могли бы рассказать об этом кое-что еще). Его самозабвенный альтруизм... Его дети смотрят на это иначе». Довольно типичная ситуация в психотерапии - отец клиента был каким-нибудь партийным боссом, выбивающим всем путевки и квартиры, а его собственному ребенку ничего не перепадало - и он чувствовал, словно бы папы и нет вовсе. Сам Юнг описывал одного своего клиента - мужчину, который изначально заявил ему, что пришел на консультацию из-за любознательного интереса к психоанализу. Общаясь с этим клиентом, Юнг понял, что у того, как будто бы не было никаких пороков. Его теоретические знания начали буксовать - и он даже задумался о пересмотре всей своей доктрины. А потом к Юнгу пришла жена этого клиента - и Юнг понял, что всю свою негативную часть этот деятель слил на свою супругу.
Юнг выделяет несколько стадий развития Анимы, которые соответствуют стадиям психического онтогенеза:

1. Анима характеризуется фигурой Евы, которая репрезентирует чисто биологические инстинктивные уровень. Особенно ярко это можно наблюдать на стадии пубертата, когда мальчики особенно активно интересуются порнографией. Отсюда же типичный сюжет с подростками, подглядывающим за взрослыми тетками в бане. Эстетики никакой, зато мясо и биология во всей красе. То же самое с жестким порно - там нет никаких отношений, только куски гениталий в close-up. Если же порнографией интересуется взрослый дядя, это уже должно настораживать - скорее всего, он завис на первой стадии развития Анимы. Когда порно смотрит подросток - это нормально, но если этим же занимается зрелый 30-летний мужчина, вокруг которого огромное количество женщин - это уже, мягко говоря, чудачество. Если порнографией интересуется дядечка в 50 лет - это уже сильно нездоровая ситуация.

2. Романтическая любовь - это уже эстетический уровень. Вспоминаем рыцарские романы со всеми их дамскими платочками. Во главе угла таких отношений эстетика и романтизм. Из этой же серии браки между людьми, между которыми раньше были детские отношения - такие люди сохраняют частичку того наивного романтизма из детства, когда они вместе ходили в одну песочницу. Это очень трогательно и в этом очень много чистоты.

3. Здесь Анима характеризуется фигурой девы Марии. Суть: Эрос и любовь к духовным ценностям в высоком смысле. Не Эрос как плоть, а именно Эрос как любовь. Неисчерпаемая любовь ко всему.

4. Премудрость Божья - здесь уже происходит слияние с Самостью.
Безусловная любовь и способность безусловного принятия всего. В целом это достаточно близко к тому, о чем пишет Эрих Фромм.

Анима часто изображается в виде колдуньи или ведьмы, завлекающей и затягивающей мужчину. Сирены, опять же. Нередко образ Анимы выступает в виде соблазнительницы и искусительницы, которая потом оказывается ведьмой или еще чем похлеще. Отсюда же все сказки, в которых 100-й жених приходит свататься к Принцессе и видит на входе 99 голов, насаженных на колья.

Кроме того, существует понятие позитивной и негативной Анимы. Позитивная Анима ведет мужчину к освоению глубин своего Бессознательного, но она позитивна в смысле своего последействия - мужчина осваивает какую-то область, неведомую ранее. Этакий добрый проводник в Бессознательное. Негативная Анима завораживает мужчину и заводит его в кризисную ситуацию, из которой почти нет выхода. Но такое понимание негативной Анимы небесспорно, поскольку прохождение кризисов предполагает обретение нового опыта - и, соответственно, развитие.

Переходим к Анимусу

Анимус - это мужская часть психики женщины. Юнг говорит, что как бы ни трудно нам было бы понять суть Анимы, еще сложнее понять Анимус. Дело в том, есть представление, что мужчина больше живет в сознании и в рассудке, тогда как женщина - в чувствах. По этой причине мужчина может хотя бы рассудочно понять, что за каша творится с его чувствами и Анимами. Соответственно, перед женщинами стоит на порядок более сложная задача - прочувствовать, что происходит с логосом. Юнг пишет: «Если бы мне нужно было одним словом обозначить то, в чем состоит различие между мужчиной и женщиной в этом отношении, и то, что характеризует Анимус в отличие от Анимы, то я могу сказать одно слово - если Анима производит настроение, то Анимус - мнение. И как настроение мужчин появляется на свет из темных глубин, так же и мнение женщин основывается на столь же бессознательных априорных предпосылках. Мнение Анимуса очень часто имеет характер солидных убеждений, поколебать которые невозможно, либо принципов, которые якобы неприкосновенно общеобязательны. Анализируя мнение, мы первым делом сталкиваемся с бессознательными предпосылками. Эти мнения мыслятся так, словно такие предпосылки существуют». Как это выглядит на практике: женщина берет какую-то априорную предпосылку, неизвестно на чем основанную (например, «Как известно... »), и строит на ней логичную выкладку, которая очень раздражает мужчин. Женщина точно знает, как она дошла до мысли такой. И если на каком- то этапе ее логической дорожке ей укажут на какое-то противоречие, то она легко придет к тому же умозаключению с другой стороны. В действительности же эти мнения женщин не мыслятся, а берутся уже законченными и готовыми - причем до такой степени убедительно, что женщине даже в голову не приходит в них сомневаться. Уж если баба что решила - это будет (при условии, что это ее Анимус). Еще и всех окружающих сагитирует в пользу своей идеи, будь то уринотерапия или моржевание.

Анимус женщины может выхватывать какие-то новые идеи, к которым женщины очень чувствительны. Причем они могут не знать, откуда эти идеи взялись и почему они важны - но они их чувствуют через контакт с Бессознательным.

По аналогии с позитивной и негативной Анимой можно выделить и позитивный и негативный Анимус. Позитивный Анимус ведет женщину к прозрениям и следованию всяким разным вероучениям (смысл которых она может не понимать до конца). А негативный Анимус может, например, заставить женщину служить Сатане - причем и здесь она будет истово верить в то, что поступает верно.

Еще цитата из Юнга: «Анимус принимает форму тайного священного убеждения. Когда такое убеждение проповедуется громким настойчивым мужским голосом, или когда оно навязывается всем окружающим посредством бурных эмоциональных сцен, за этим легко опознается маскулинность, лежащая в основе женщины. Более того, в той женщине, которая выглядит чрезвычайно женственной, Анимус бывает в той же мере жестоким, выказывая неумолимую силу. Совершенно неожиданно это может обнаружиться у женщины вопреки ей самой как что-то упорно настойчивое, холодное, совершенно неприступно замкнутое. Одной из излюбленных тем, которую Анимус повторяет у такого типа женщин: «Единственное, что я хочу в этом мире - это любовь. Но он меня не любит».

Негативный Анимус иногда показывается как демон Смерти (например, Синяя Борода, который убивает своих жен, сующих нос в запретные комнатки). «Негативный Анимус - это полуосознаваемые, холодные, деструктивные размышления». Это то ли чувства, то ли наития - но вот проскочила мысля - и оставила нехороший след в стиле «вряд ли здесь что-то получится». Причем в данном случае женщина не додумывает до конца - в ней говорит не сознание, а Анимус. Особенно охватывают женщину эти размышления тогда, когда она начинает думать о своей женской доле и о чем-то еще подобном. Это - своего рода паутина расчетов и мыслей, заполненных злобой и интригами. Эти мысли вводят ее в такое состояние, что она может даже причинить смерть своим близким. Если женщина охвачена негативным Анимусом, то могут пострадать даже ее близкие. Например, одна из клиенток Юнга, рассматривая картинки Французской Ривьеры, сказала ему: «Когда один из нас умрет, я поеду на Ривьеру». Абсолютно полуосознаваемая вещь. В сознательном виде это бы звучало как «Я хочу, чтобы мой муж умер» или «Мой муж мешает мне жить», либо как «С ним я не могу поехать на Ривьеру, потому что он лежебока». Как только пагубные мысли осознаются, они перестают оказывать негативное влияние. Юнг пишет: «Женщина может загнать в болезнь своих близких, жена - своего мужа, мать - своих детей, пособничая их несчастному случаю и даже смерти». Действительно, часто на прием приходит женщина с жалобами на неприятности у близких, а в ходе терапии выясняется, что эти близкие так или иначе мешают ей жить и наслаждаться жизнью. При этом женщина боится высказать эту негативность в форме «Мне мешает муж/дочь/мама».

Помимо источника мнений Анимус также может выступать в качестве коллективной совести. Мнения Анимуса всегда коллективны и стоят над индивидуальными суждениями.

Если сознание мужчины множественно, а его Анима унитарна, то у женщины все наоборот: ее сознание унитарно (дом-семья-секс - все в одном), а Анимус - множественный. Поэтому женщина может быть влюблена сразу в нескольких мужчин. Если мужчина влюблен в женщину, то она для него и самая умная, и самая красивая, и самая желанная. А женщина может любить 10 мужчин сразу. С одним она ходит на выставки, с другим смотрит фильмы, с третьим спит, от четвертого млеет, а от пятого прѐтся, когда тот на брусьях крутится. Поскольку женщина коллективна, постольку и ее мнения коллективны («Все так говорят», «Все это знают», «Всем известно»). А еще женщина, в известном смысле, более совестлива, потому как она является как бы конденсатом коллективной совести («Так нехорошо поступать»). Идея коллективной совести ей не чужда. Эта своеобразная «судебная коллегия» и есть персонификация Анимуса. «Анимус - это нечто вроде собора отцов или иных авторитетов, которые с кафедры произносят неоспоримые разумные приговоры. Если бросить на дело более пристальный взгляд, то окажется, что эти взыскательные приговоры, видимо, главным образом представляют собой слова и мнения, может быть - бессознательно вычитанные, начиная с детского возраста, из книг, и собранные в канон образцовой истины, правильности и разумности». Это тезаурус предпосылок, которые проявляются везде (например, женщина может сказать: «Так всегда поступали в подобных случаях»). В одном из мест Юнг отмечает, что женщина намного чаще мужчины использует местоимение «Я» (хотя по факту справедливее было использовать местоимение «мы»). С одной стороны Анимус имеет консервативный пласт, опирающиеся на общие мнения и некую консервативную совесть, но Анимус также и реформатор. Женщина, одержимая Анимусом, питает слабость к темным, незнакомым словам, приятнейшим образом заменяющим обычные размышления. Анимус женщины прилипает к величайшим истинам, сказанным полунамѐком, а не прямо и буквально. Настоящие донжуаны умеют нашептать на ушко правильные слова, за которыми ничего не стоит. Если женщина находится в состоянии одержимости Анимой, то единственный способ ее растормошить - это подойти, крепко обнять и уверенно сказать три волшебных слова: «ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО! » Бред бредом, а женщина верит. У интеллектуальных женщин Анимус вызывает страсть к рассуждениям, которые должны быть интеллектуальными и критичными, но которые должны заключаться в том, чтобы второстепенный и неважный момент превращать в абсурдную суть дела (e.g. «Нет, ну ты мне скажи... Зачем ты сказал, что я никогда не готовила такой вкусный винегрет? Да ты меня никогда не любил, никогда не ценил... » etc).

Когда оба партнера заражены Анимой и Анимусом - это то еще кино.

Допустим, она сказала: «Давай пойдем в кино», а он ответил: «Ну». Чем больше мужчина углубляется в свое настроение, тем больше женщине хочется понять, что он имеет в виду своим неответом на ее вопросы. И начинается поочередное сшелушивание эпидермиса, дермы и мышц. Мужчина, не находящийся в состоянии одержимости Анимой не отреагирует на «наезды» женщины и пропустит их мимо ушей. Но если он залип в Анима-настроении, а она - в Анимус-мнениях, то шрапнель полетит во все стороны. Она будет все больше и больше допытываться идеи, а он - все больше и больше уходить в чувства. Причем он не понимает, в какие чувства он уходит, а она - какой его ответ ее удовлетворит. Хотя бы потому, что удовлетворительного ответа тут нет. Потому что чтобы получить ответ, нужно четко сформулировать вопрос, а женщина в данном случае этого сделать не может. И чем больше ее непонимание, тем сильнее нарастает раздражение.
Часто негативный Анимус проявляется в сновидениях, видениях и страхах как демон смерти в виде грабителя или убийцы. И Анима, и Анимус склонны все преувеличивать - просто первая преувеличивает чувства, а второй - идеи (например, идею взлома или насилия). «Пребывая в самой сердцевине женщины Анимус шепчет: «Ты несчастна. Что пользы стараться? Нет смысла что-либо делать - жизнь никогда не изменится к лучшему».

Юнг приводит такое сновидение одной из своих клиенток: «Две замаскированные фигуры карабкаются на балкон и забираются в дом. Они закутаны в черную одежду с капюшоном. Кажется, будто бы они хотят мучить меня и мою сестру. Сестра прячется под кроватью, но они выталкивают ее оттуда метлой и начинают пытать. Теперь наступает мой черед. Главарь толкает меня к стене, делая при этом какие-то магические движения перед моим лицом. В это самое мгновение делает что-то вроде наброска на стене, и я, увидев это, говорю - чтобы выглядеть дружелюбно - «О, как хорошо нарисовано! » Теперь, совершенно неожиданно, у моего мучителя благородное лицо артиста, и он говорит величественно: «Да, кстати» - и начинает потирать свои очки». Что имеем: дура дурой, а сообразила, что надо бы выглядеть дружелюбно, дабы вслед за сестрой не отправили. Бессознательный Анимус в чистом виде. Мужчина не может «выглядеть дружелюбно», он может неожиданно испытать дружелюбие - но вот выглядеть дружелюбно после того, как только что замучили сестру - так он не умеет. Это сновидение Юнг толковал так: эта женщина (а ей было что-то вроде 45 лет) хотела поменять свою профессию и размышляла - не поздно ли перейти в искусство. Ее сестра по факту умерла еще в молодости, но при жизни у нее были какие-то художественные дарования. Это сновидение показывает, что пока она своим умом боится решиться на смену профессии, ее преследует Анимус. Как только она понимает, что она может изменить свою жизнь и поменять свою профессию даже в 45 лет, грабитель- убийца превращается в благородного артиста. Так негативный Анимус может переходить в позитивный (впрочем, возможен и обратный вариант).

Для Анимуса, как и для Анимы, характерна стадиальность развития. Здесь Юнг выделяет четыре стадии:

1. Порно - тут все как с Анимой. Этап представлен физкультурником, мускулистым атлетом и прочими подобными типажами. По этой причине в школе наибольшим спросом пользуются качки (хотя есть и девочки, у которых данный тип вызывает чуть ли не отвращение - в этом проявляется их неосознанный страх попасть под влияние Анимуса). Инстинкт, биология и фиксация на физических данных.

2. Инициатива и способность к планомерным действиям. Девочки из старших классов и студентки младших курсов являются на порядок более способными к планомерным действиям, чем их ровесники противоположного пола. Все аккуратно и целенаправленно записано в тетрадку, все четко и по полочкам.

3. Анимус становится миром и репрезентируется каким-то лицом или духовным учением. Там где в Аниме обретается разлитая и всеобщая любовь, в Анимусе развивается духовность. Там эротичное, а тут - духовное.

4. Слияние Анимы и Анимуса. Анима идет со стороны любви, Анимус - со стороны мнений. И на этой стадии они сливаются воедино. Юнг считал, что в этом смысле мы идем от гермафродита к андрогину.

Анимус и Анима существуют по принципу взаимодополнения, в основе которого лежит архетип Священного Брака (Иерогамуса) - это брак, в котором две противоположности дополняют друг друга и создают абсолютную целостность. Поэтому Юнг предполагает, что любой брак - это попытка воссоздания Иерогамуса, в рамках которого Анимус женщины должен найти контакт с Анимой мужчины.

Архетипы АНИМА И АНИМУС

«Анима» в дословном переводе с латыни означает «душа», тогда как слово «Анимус» – это новояз, который буквально можно перевести как «душ» (душа мужского рода). Юнг полагал, что Анима – это женская часть психики мужчины, а Анимус – мужская часть психики женщины. По сути, и то, и это – архетипы гендера. Анима и Анимус являются во многом неосознаваемыми архетипами.

Юнг полагал, что Анима – это, прежде всего источник чувства и настроения мужчины. «Анима – это персонификация всех женских психологических тенденций в психике мужчины, таких как туманность и расплывчатость чувств и настроений, пророческие наития, восприимчивость к чему-то иррациональному, способность к индивидуальной любви, и, в конечном счете – связь с Бессознательным». Иногда Юнг прямо говорит, что Анима – это архетип, который работает как проводником между сознанием мужчины и его Бессознательном. Он отмечал, что Анима – это эмпирическое понятие, но не давал никакого логического объяснения: «Вопреки часто высказываемому предрассудку, будто речь идет о какой-то теоретической выдумке или, того хуже, о чистой мифологии, я должен подчеркнуть, что понятие Анимы – это чисто опытное понятие, цель которого состоит только в том, чтобы дать имя группе родственных или аналогичных явлений». Эти родственные явления могут быть заполнены разным материалом, но структурно они одинаковы. Таким образом, Юнг вводит понятие Анимы для обозначения сходного опыта. «Анима – это хтоническая («зарытая в землю»), архаическая часть души мужчины. Этот термин не стоит смешивать ни с христианско-догматическим, ни с каким-то другим философским понятием души. Если кто-то желает составить себе сколько-нибудь конкретное представление о сущности того, что выражается этим понятием, то лучше вернуться к античным авторам или классической китайской философии, где Анима понимается как женская хтоническая часть души. Такая отсылка к прошлому всегда, разумеется, сопряжена с опасностью конкретизма, чего я стараюсь избежать. Речь идет не об абстрактном, а об опытном понятии, которому присущ облик, в коем Анима у нас проявляется».

Анима имеет совершенно определенные свойства, которые в целом выражаются в том, что это, прежде всего настроение, чувства и какие-то порывы. Поэтому Юнг иногда говорил, что Анима – это готовность к прыжку. Недаром в старые времена одержимость Анимой называли аниматозностью (раздражимостью, возбудимостью мужчины, когда тот ведет себя как принцесса на горошине и возбуждается на самые разные стимулы – причем сила реагирования в таких случаях неадекватна силе стимула). Если говорить об Аниме как о готовности к реагированию, то нужно отдельно рассмотреть источники образа Анимы. В психике мужчины этот образ сильно смикширован с образом матери, поэтому мужчине трудно разделить где заканчивается мать и начинается Анима. Образ Анимы придает сыну идеализацию матери. Мать для сына имеет совершенно демоническую власть, куда бóльшую, чем власть человеческая. Анима несет эмоции и аффекты. Благодаря Аниме мужчина имеет контакт со своей инстинктивной сферой, которая, разумеется, социально не оформлена – и грубая порода из Бессознательного, попадая в сознание, вызывает какую-то разруху, например в виде вулкана страстей, мыслей или наитий.

Анима – это фактор наибольшей важности в психике мужчины, где всегда действуют эмоции и аффекты. Это довольно «стервозная» часть психики – она усиливает, преувеличивает, подделывает и мифологизирует все эмоциональные отношения к профессии и людям обоих полов. Когда Анима уже в достаточной мере упрочилась, она изнеживает характер мужчины и делает его восприимчивым, раздражительным, капризным, ревнивым, тщеславным и неприспособленным. Был мужик, а теперь «принцесса на горошине» (эту аналогию использует сам Юнг). Люди, оказавшиеся под влиянием чрезмерно развитой Анимы, оказываются пропитанными ею. Они находятся в состоянии недомогания и распространяют это недомогание повсюду, все шире и шире. Полная дисфория, все не то и все не так. И эта Анима начинает раздражать окружающих. «Аниматозные» мужики совершенно невыносимы, а в их окружении чувствуешь себя как на минном поле. Некомфортно.

Юнг считал, что до наступления зрелости (в его понимании это примерно 35 лет) мужчина может без ущерба переносить потерю Анимы. Нужно чтобы мужчина стал мужчиной и справился с задачей обретения своей маскулинности. В случае гомосексуальности у нас происходит полная идентификация с Анимой. Поскольку мужчина через Аниму имеет связь с Бессознательным, то Юнг особо отмечает, что женские атрибуты у мужчины часто можно наблюдать на примере пророков и шаманов. Некоторые шаманы, готовясь к обрядам, рисовали на своей одежде женские груди и говорили высокими женскими голосами, тем самым всячески подчеркивая контакт с Бессознательным. Во всех культурах люди, имеющие какой-то контакт с Бессознательным и способные выносить оттуда какой-то контент, разными способами выдают свою связь с женским (одежды, прически, аксессуары). Если посмотреть на иконы, то можно заметить у многих мужчин длинные волосы и отметить общее женоподобие их лиц. Более того – одеяние православного священника скорее можно назвать женским, чем мужским.

Если мужчина не обретает контакт с Анимой до 35 лет, то он утрачивает всякую жизненность и у него наступает то, что Юнг называл «потерей души». При этом важно не идентифицироваться с Анимой, чтобы не уйти в гомосексуализм. Более здоровым вариантом является латентная бисексуальность («Мужчина, который осознает свою латентную бисексуальность и в гетеросексуальном плане становится намного более изысканным, изощренным и благополучным»). Гомофоб же настолько боится контакта со своей Анимой, что вместе со своим страхом перед гомосексуальной ориентацией он отсекает и какую-то часть своих эмоций и чувств. Если воссоединение с Анимой не состоялось, то у человека возникает потеря жизненности, флексибильности и человечности. Он сталкивается с преждевременным оцепенением и закостенелостью, стереотипией, фантастической односторонностью, становится своенравным и педантичным либо утомленным и неряшливым, с ребяческой склонностью к алкоголизму. Он либо грубеет и превращается в «человека в футляре», либо превращается в «заболоченную лужу». Эти два непродуктивных типажа нередко встречаются в художественных произведениях.

Анима мужчин отчасти смешана с матерью, но иногда проецируется на жену. Если мужчина не вполне осознает свое Аниму и не контактирует с ней на уровне сознания, то он может проецировать на своего партнера свою теневую Аниму – и тогда партнерша станет «носителем порока». Юнг: «Идентификация с социальной ролью – щедрый источник неврозов вообще. Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности (Персоны). Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки. Социально сильный мужчина в частной жизни чаще всего дитя по отношению к состоянию собственных чувств. Его общественная дисциплинированность, которой он так настойчиво требует от других, в частной жизни жалко буксует. Его «любовь к своей профессии» дома обращается в меланхолию. Его безупречная публичная мораль под маской выглядит поразительно – мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях (впрочем, жены таких мужей могли бы рассказать об этом кое-что еще). Его самозабвенный альтруизм... Его дети смотрят на это иначе». Довольно типичная ситуация в психотерапии – отец клиента был каким-нибудь партийным боссом, выбивающим всем путевки и квартиры, а его собственному ребенку ничего не перепадало – и он чувствовал, словно бы папы и нет вовсе. Сам Юнг описывал одного своего клиента – мужчину, который изначально заявил ему, что пришел на консультацию из-за любознательного интереса к психоанализу. Общаясь с этим клиентом, Юнг понял, что у того, как будто бы не было никаких пороков. Его теоретические знания начали буксовать – и он даже задумался о пересмотре всей своей доктрины. А потом к Юнгу пришла жена этого клиента – и Юнг понял, что всю свою негативную часть этот деятель слил на свою супругу.

Юнг выделяет несколько стадий развития Анимы, которые соответствуют стадиям психического онтогенеза:

1. Анима характеризуется фигурой Евы, которая репрезентирует чисто биологические инстинктивные уровень. Особенно ярко это можно наблюдать на стадии пубертата, когда мальчики особенно активно интересуются порнографией. Отсюда же типичный сюжет с подростками, подглядывающим за взрослыми тетками в бане. Эстетики никакой, зато мясо и биология во всей красе. То же самое с жестким ***** – там нет никаких отношений, только куски гениталий в close-up. Если же порнографией интересуется взрослый дядя, это уже должно настораживать – скорее всего, он завис на первой стадии развития Анимы. Когда ***** смотрит подросток – это нормально, но если этим же занимается зрелый 30-летний мужчина, вокруг которого огромное количество женщин – это уже, мягко говоря, чудачество. Если порнографией интересуется дядечка в 50 лет – это уже сильно нездоровая ситуация.
2. Романтическая любовь – это уже эстетический уровень. Вспоминаем рыцарские романы со всеми их дамскими платочками. Во главе угла таких отношений эстетика и романтизм. Из этой же серии браки между людьми, между которыми раньше были детские отношения – такие люди сохраняют частичку того наивного романтизма из детства, когда они вместе ходили в одну песочницу. Это очень трогательно и в этом очень много чистоты.
3. Здесь Анима характеризуется фигурой девы Марии. Суть: Эрос и любовь к духовным ценностям в высоком смысле. Не Эрос как плоть, а именно Эрос как любовь. Неисчерпаемая любовь ко всему.
4. Премудрость Божья – здесь уже происходит слияние с Самостью.

Анима часто изображается в виде колдуньи или ведьмы, завлекающей и затягивающей мужчину. Сирены, опять же. Нередко образ Анимы выступает в виде соблазнительницы и искусительницы, которая потом оказывается ведьмой или еще чем похлеще. Отсюда же все сказки, в которых 100-й жених приходит свататься к Принцессе и видит на входе 99 голов, насаженных на колья.

Кроме того, существует понятие позитивной и негативной Анимы. Позитивная Анима ведет мужчину к освоению глубин своего Бессознательного, но она позитивна в смысле своего последействия – мужчина осваивает какую-то область, неведомую ранее. Этакий добрый проводник в Бессознательное. Негативная Анима завораживает мужчину и заводит его в кризисную ситуацию, из которой почти нет выхода. Но такое понимание негативной Анимы небесспорно, поскольку прохождение кризисов предполагает обретение нового опыта – и, соответственно, развитие.

Переходим к Анимусу
Анимус – это мужская часть психики женщины. Юнг говорит, что как бы ни трудно нам было бы понять суть Анимы, еще сложнее понять Анимус. Дело в том, есть представление, что мужчина больше живет в сознании и в рассудке, тогда как женщина – в чувствах. По этой причине мужчина может хотя бы рассудочно понять, что за каша творится с его чувствами и Анимами. Соответственно, перед женщинами стоит на порядок более сложная задача – прочувствовать, что происходит с логосом. Юнг пишет: «Если бы мне нужно было одним словом обозначить то, в чем состоит различие между мужчиной и женщиной в этом отношении, и то, что характеризует Анимус в отличие от Анимы, то я могу сказать одно слово – если Анима производит настроение, то Анимус – мнение. И как настроение мужчин появляется на свет из темных глубин, так же и мнение женщин основывается на столь же бессознательных априорных предпосылках. Мнение Анимуса очень часто имеет характер солидных убеждений, поколебать которые невозможно, либо принципов, которые якобы неприкосновенно общеобязательны. Анализируя мнение, мы первым делом сталкиваемся с бессознательными предпосылками. Эти мнения мыслятся так, словно такие предпосылки существуют». Как это выглядит на практике: женщина берет какую-то априорную предпосылку, неизвестно на чем основанную (например, «Как известно... »), и строит на ней логичную выкладку, которая очень раздражает мужчин. Женщина точно знает, как она дошла до мысли такой. И если на каком- то этапе ее логической дорожке ей укажут на какое-то противоречие, то она легко придет к тому же умозаключению с другой стороны. В действительности же эти мнения женщин не мыслятся, а берутся уже законченными и готовыми – причем до такой степени убедительно, что женщине даже в голову не приходит в них сомневаться. Уж если баба что решила – это будет (при условии, что это ее Анимус). Еще и всех окружающих сагитирует в пользу своей идеи, будь то уринотерапия или моржевание.
Анимус женщины может выхватывать какие-то новые идеи, к которым женщины очень чувствительны. Причем они могут не знать, откуда эти идеи взялись и почему они важны – но они их чувствуют через контакт с Бессознательным.

По аналогии с позитивной и негативной Анимой можно выделить и позитивный и негативный Анимус. Позитивный Анимус ведет женщину к прозрениям и следованию всяким разным вероучениям (смысл которых она может не понимать до конца). А негативный Анимус может, например, заставить женщину служить Сатане – причем и здесь она будет истово верить в то, что поступает верно.

Еще цитата из Юнга: «Анимус принимает форму тайного священного убеждения. Когда такое убеждение проповедуется громким настойчивым мужским голосом, или когда оно навязывается всем окружающим посредством бурных эмоциональных сцен, за этим легко опознается маскулинность, лежащая в основе женщины. Более того, в той женщине, которая выглядит чрезвычайно женственной, Анимус бывает в той же мере жестоким, выказывая неумолимую силу. Совершенно неожиданно это может обнаружиться у женщины вопреки ей самой как что-то упорно настойчивое, холодное, совершенно неприступно замкнутое. Одной из излюбленных тем, которую Анимус повторяет у такого типа женщин: «Единственное, что я хочу в этом мире – это любовь. Но он меня не любит».

Негативный Анимус иногда показывается как демон Смерти (например, Синяя Борода, который убивает своих жен, сующих нос в запретные комнатки). «Негативный Анимус – это полуосознаваемые, холодные, деструктивные размышления». Это то ли чувства, то ли наития – но вот проскочила мысля – и оставила нехороший след в стиле «вряд ли здесь что-то получится». Причем в данном случае женщина не додумывает до конца – в ней говорит не сознание, а Анимус. Особенно охватывают женщину эти размышления тогда, когда она начинает думать о своей женской доле и о чем-то еще подобном. Это – своего рода паутина расчетов и мыслей, заполненных злобой и интригами. Эти мысли вводят ее в такое состояние, что она может даже причинить смерть своим близким. Если женщина охвачена негативным Анимусом, то могут пострадать даже ее близкие. Например, одна из клиенток Юнга, рассматривая картинки Французской Ривьеры, сказала ему: «Когда один из нас умрет, я поеду на Ривьеру». Абсолютно полуосознаваемая вещь. В сознательном виде это бы звучало как «Я хочу, чтобы мой муж умер» или «Мой муж мешает мне жить», либо как «С ним я не могу поехать на Ривьеру, потому что он лежебока». Как только пагубные мысли осознаются, они перестают оказывать негативное влияние. Юнг пишет: «Женщина может загнать в болезнь своих близких, жена – своего мужа, мать – своих детей, пособничая их несчастному случаю и даже смерти». Действительно, часто на прием приходит женщина с жалобами на неприятности у близких, а в ходе терапии выясняется, что эти близкие так или иначе мешают ей жить и наслаждаться жизнью. При этом женщина боится высказать эту негативность в форме «Мне мешает муж/дочь/мама».

Помимо источника мнений Анимус также может выступать в качестве коллективной совести. Мнения Анимуса всегда коллективны и стоят над индивидуальными суждениями.

Если сознание мужчины множественно, а его Анима унитарна, то у женщины все наоборот: ее сознание унитарно (дом-семья-секс – все в одном), а Анимус – множественный. Поэтому женщина может быть влюблена сразу в нескольких мужчин. Если мужчина влюблен в женщину, то она для него и самая умная, и самая красивая, и самая желанная. А женщина может любить 10 мужчин сразу. С одним она ходит на выставки, с другим смотрит фильмы, с третьим спит, от четвертого млеет, а от пятого прѐтся, когда тот на брусьях крутится. Поскольку женщина коллективна, постольку и ее мнения коллективны («Все так говорят», «Все это знают», «Всем известно»). А еще женщина, в известном смысле, более совестлива, потому как она является как бы конденсатом коллективной совести («Так нехорошо поступать»). Идея коллективной совести ей не чужда. Эта своеобразная «судебная коллегия» и есть персонификация Анимуса. «Анимус – это нечто вроде собора отцов или иных авторитетов, которые с кафедры произносят неоспоримые разумные приговоры. Если бросить на дело более пристальный взгляд, то окажется, что эти взыскательные приговоры, видимо, главным образом представляют собой слова и мнения, может быть – бессознательно вычитанные, начиная с детского возраста, из книг, и собранные в канон образцовой истины, правильности и разумности». Это тезаурус предпосылок, которые проявляются везде (например, женщина может сказать: «Так всегда поступали в подобных случаях»). В одном из мест Юнг отмечает, что женщина намного чаще мужчины использует местоимение «Я» (хотя по факту справедливее было использовать местоимение «мы»). С одной стороны Анимус имеет консервативный пласт, опирающиеся на общие мнения и некую консервативную совесть, но Анимус также и реформатор. Женщина, одержимая Анимусом, питает слабость к темным, незнакомым словам, приятнейшим образом заменяющим обычные размышления. Анимус женщины прилипает к величайшим истинам, сказанным полунамѐком, а не прямо и буквально. Настоящие донжуаны умеют нашептать на ушко правильные слова, за которыми ничего не стоит. Если женщина находится в состоянии одержимости Анимой, то единственный способ ее растормошить – это подойти, крепко обнять и уверенно сказать три волшебных слова: «ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО! » Бред бредом, а женщина верит. У интеллектуальных женщин Анимус вызывает страсть к рассуждениям, которые должны быть интеллектуальными и критичными, но которые должны заключаться в том, чтобы второстепенный и неважный момент превращать в абсурдную суть дела (e.g. «Нет, ну ты мне скажи... Зачем ты сказал, что я никогда не готовила такой вкусный винегрет? Да ты меня никогда не любил, никогда не ценил... »).

Когда оба партнера заражены Анимой и Анимусом – это то еще кино.

Допустим, она сказала: «Давай пойдем в кино», а он ответил: «Ну». Чем больше мужчина углубляется в свое настроение, тем больше женщине хочется понять, что он имеет в виду своим неответом на ее вопросы. И начинается поочередное сшелушивание эпидермиса, дермы и мышц. Мужчина, не находящийся в состоянии одержимости Анимой не отреагирует на «наезды» женщины и пропустит их мимо ушей. Но если он залип в Анима-настроении, а она – в Анимус-мнениях, то шрапнель полетит во все стороны. Она будет все больше и больше допытываться идеи, а он – все больше и больше уходить в чувства. Причем он не понимает, в какие чувства он уходит, а она – какой его ответ ее удовлетворит. Хотя бы потому, что удовлетворительного ответа тут нет. Потому что чтобы получить ответ, нужно четко сформулировать вопрос, а женщина в данном случае этого сделать не может. И чем больше ее непонимание, тем сильнее нарастает раздражение.

Часто негативный Анимус проявляется в сновидениях, видениях и страхах как демон смерти в виде грабителя или убийцы. И Анима, и Анимус склонны все преувеличивать – просто первая преувеличивает чувства, а второй – идеи (например, идею взлома или насилия). «Пребывая в самой сердцевине женщины Анимус шепчет: «Ты несчастна. Что пользы стараться? Нет смысла что-либо делать – жизнь никогда не изменится к лучшему».

Юнг приводит такое сновидение одной из своих клиенток: «Две замаскированные фигуры карабкаются на балкон и забираются в дом. Они закутаны в черную одежду с капюшоном. Кажется, будто бы они хотят мучить меня и мою сестру. Сестра прячется под кроватью, но они выталкивают ее оттуда метлой и начинают пытать. Теперь наступает мой черед. Главарь толкает меня к стене, делая при этом какие-то магические движения перед моим лицом. В это самое мгновение делает что-то вроде наброска на стене, и я, увидев это, говорю – чтобы выглядеть дружелюбно – «О, как хорошо нарисовано! » Теперь, совершенно неожиданно, у моего мучителя благородное лицо артиста, и он говорит величественно: «Да, кстати» – и начинает потирать свои очки». Что имеем: дура дурой, а сообразила, что надо бы выглядеть дружелюбно, дабы вслед за сестрой не отправили. Бессознательный Анимус в чистом виде. Мужчина не может «выглядеть дружелюбно», он может неожиданно испытать дружелюбие – но вот выглядеть дружелюбно после того, как только что замучили сестру – так он не умеет. Это сновидение Юнг толковал так: эта женщина (а ей было что-то вроде 45 лет) хотела поменять свою профессию и размышляла – не поздно ли перейти в искусство. Ее сестра по факту умерла еще в молодости, но при жизни у нее были какие-то художественные дарования. Это сновидение показывает, что пока она своим умом боится решиться на смену профессии, ее преследует Анимус. Как только она понимает, что она может изменить свою жизнь и поменять свою профессию даже в 45 лет, грабитель- убийца превращается в благородного артиста. Так негативный Анимус может переходить в позитивный (впрочем, возможен и обратный вариант).

Для Анимуса, как и для Анимы, характерна стадиальность развития. Здесь Юнг выделяет четыре стадии:

1. ***** – тут все как с Анимой. Этап представлен физкультурником, мускулистым атлетом и прочими подобными типажами. По этой причине в школе наибольшим спросом пользуются качки (хотя есть и девочки, у которых данный тип вызывает чуть ли не отвращение – в этом проявляется их неосознанный страх попасть под влияние Анимуса). Инстинкт, биология и фиксация на физических данных.
2. Инициатива и способность к планомерным действиям. Девочки из старших классов и студентки младших курсов являются на порядок более способными к планомерным действиям, чем их ровесники противоположного пола. Все аккуратно и целенаправленно записано в тетрадку, все четко и по полочкам.
3. Анимус становится миром и репрезентируется каким-то лицом или духовным учением. Там где в Аниме обретается разлитая и всеобщая любовь, в Анимусе развивается духовность. Там эротичное, а тут – духовное.
4. Слияние Анимы и Анимуса. Анима идет со стороны любви, Анимус – со стороны мнений. И на этой стадии они сливаются воедино. Юнг считал, что в этом смысле мы идем от гермафродита к андрогину.

Среди возможных духов родительские духи - практически самые важные, отсюда повсеместно распространенный культ предков, изначально служивший умиротворению «revenants», а на более высокой ступени развития ставший сушенным моральным и воспитательным установлением (Китай!). Родители - самые близкие и влиятельные для ребенка родственники. Но у взрослых это влияние ограничивается, поэтому imagines родителей в максимальной степени оттесняются от сознания и в силу своего продолжающегося, может быть, даже угне-гаюшего влияния легко приобретают негативный признак. Таким тем imagines родителей остаются чужеродными на «поверхности» психической жизни. А то, что для взрослого человека теперь занимает место родителей в качестве непосредственного влияния среды, есть женщина. Она сопровождает мужчину, она с ним связана, поскольку идет вместе с ним по жизни и принадлежит к более или менее одинаковой с ним возрастной ступени; она не стоит выше его - ни возрастом, ни авторитетом, ни психической силой. Но она - весьма влиятельный фактор, который, как и родители, производит imago относительно автономной природы, но не ту imago, которую, как родительскую, следует ограничить, а ту, которую сознанию следует, скорее, ассоциировать. Женщина со своей столь непохожей на мужскую психологией есть источник информации (и всегда им была) о вещах, недоступных мужчине. Она может означать для него ин-спирацию; ее часто превосходящая мужскую интуиция может предостеречь его в нужный момент, а ее чувство, ориентиро-ванное на личностное начало, способно указать ему пути, кото-рые он не нашёл бы своим чувством, слабо соотнесенным с личностным началом. То, что Тацит сказал о германских женщинах оказалось в этом отношении как нельзя более кстати 1. Здесь без сомнения, один из главных источников женственного качества души. Но это, видимо, не единственный источ-ник. Нет мужчины который был бы настолько мужественным, чтобы не иметь в себе ничего женского. На деле скорее как раз очень мужественным мужчинам (хотя втайне и замаскированно) свойственна весьма нежная (часто не по праву называемая «женственной») жизнь чувств. Мужчине вменяется в добродетель максимальной степени вытеснять женственные черты, так же как для женщины, по крайней мере до сих пор, считалось непри-личным быть мужеподобной. Вытеснение женственных черт и склонностей ведет, естественно, к скоплению этих притязаний в бессознательном. Imago женщины (душа) столь же естествен-но становится вместилищем этих притязаний, из-за чего муж-чина в выборе любимой частенько подвергается искушению желать ту женщину, которая лучше всего соответствовала бы особому типу его собственной бессознательной женственности, т.е. женщину, которая могла бы по возможности безоговорочнo принять проекцию его души. Хотя такой выбор чаще всего воc-принимается и ощущается как идеальный случай, но с таким же успехом этот выбор может оказаться воплощением его собственной сильнейшей слабости, с которой мужчина заключает на такой манер брачный союз у всех на глазах. (Вот чем объясняются некоторые столь странные браки!)
Поэтому мне и кажется, что женственность этого душевного комплекса объясняется не только влиянием женщины, но и собственной женственностью мужчины. При этом и речи быть не может о простой лингвистической «случайности», вроде того, что «солнце» по-немецки женского рода, а на других языках -мужского; нет, у нас есть в пользу этого свидетельства искусства всех времен - а сверх того, знаменитый вопрос: habet mulier anirnam? (Есть ли у женщины душа? (лат.).) Пожалуй, большинство мужчин, в принципе обладающих психологической проницательностью, знают, что имеет в виду Райдер Хаггард, говоря о «She-who-must-be-obeyed» (Она-которой-слeдует-быть-послушным (англ.).) или о том, какие струны в них звучат, когда они читают об Анти-нее в изображении Бенуа2. И они обыкновенно без труда узнают, какой тип женщин лучше всего воплощает в себе этот таинственный, но часто тем более интуитивно ясный факт.
Поистине широкое признание, которое находят эти произведения, указывает на то, что в этом образе женственной анимы заключается нечто сверхиндивидуальное, нечто такое, что не прo-сто обязано своим эфемерным бытием индивидуальной уникаль-ности, а скорее является тем типичным, что имеет более глубо-кие корни, нежели просто очевидные поверхностные связи, на которые я уже указал. Райдер Хаггард и Бенуа недвусмысленно выразили эту интуицию в историческом аспекте своих анима-персонажей.
Как известно, нет и не может быть никакого человеческого опыта без наличия субъективной готовности. Но в чем состоит эта субьективная готовность? Она в конечном счете состоит во врожденной психической структуре, позволяющей человеку вообще иметь такой опыт. Так, все существо мужчины предполагаeт женщину - как телесно, так и духовно. Его система априори настроена на женщину, как и подготовленна к совершенно опрепределенному миру, где есть вода, свет, воздух, соль, углеводы и т. д. Форма этого мира, в который он рожден, уже врождена ему как виртуальный образ. И таким образом родители, жена, дети, рождение и смерть врождены ему как виртуальные обра-как психические готовности. Эти априорные категории имеют разумеется, коллективную природу, это образы родителей, жены и детей вообще, а вовсе не индивидуальные предрасположенности. Итак, и эти образы следует мыслить как бессодержательные, а потому бессознательные. Они дорастают до содержания, влияния и, наконец, осознанности лишь тогда, когда натыкаются на эмпирические факты, затрагивающие и пробуждающие к жизни бессознательную готовность. Они в известном смысле являются осадками всего опыта ряда поколений предков, но не самим этим опытом. Так это по крайней мере видится нам при нашем нынешнем ограниченном знании. (Должен признаться, что еще не встречал неопровержимых доказательств наследования образов памяти, но не считаю абсолютно исключенным, что наряду с этими коллективными осадками, не содержащими в себе ничего индивидуально определенного, могут иметь место и индивидуально определенные факты наследования памяти.)
Итак, в бессознательном мужчины существует унаследованный коллективный образ женщины, с помощью которого он постигает природу женщины. Этот унаследованный образ есть третий важный источник женственности души.
Как уже успел убедиться читатель, речь идет совсем не о философском и тем более не о религиозном понятии души, а о психологическом признании существования полусознательного психического комплекса, обладающего отчасти автономной функцией. Само собой понятно, что такая констатация имеет ровно столько (много или мало) общего с философским или религиозным понятием «души», сколько психология - с философией и Я не хотел бы вдаваться здесь в «спор факультетов» и пытаться доказывать философу или теологу, чем является на самом деле то, что он понимает под «душой». Но я должен отказать обоим в праве предписывать психологу, что ему следует понимать под «душой». Свойство личного бессмертия, которым религиозное миропонимание так любит наделять душу, наука может признать лишь в качестве психологического феномена, заключающегося для науки в понятии автономии. Свойство личного бессмертия, согласно первобытным представлениям, никоим образом не присуще душе, а уж бессмертие само по себе - и подавно. Однако, вопреки этому недоступному науке представлению, можно сказать, что «бессмертие» означает прежде всего просто психическую деятельность, перешагивающую границы сознания. Выражение «по ту сторону могилы или смерти» с точки зрения психологии означает «по ту сторону сознания» и даже не может означать ничего другого, поскольку высказывания о бессмертии исходят всегда только от живого человека, который в качестве такового все равно не в таком положении, чтобы говорить, будучи «по ту сторону могилы».
Автономия душевного комплекса, естественно, поддерживает представление о невидимом, личностном существе, которое живет якобы в одном из наших различных миров. Поскольку, таким образом, деятельность души воспринимается как деятельность самостоятельного существа, которое якобы не привязано к нашей бренной телесности, легко может возникнуть впечатление, что это существо вообще живет само по себе - может быть, в каком-нибудь мире невидимых вещей. Безусловно, нельзя упускать из виду, что раз некое самостоятельное существо невидимо, это одновременно должно означать и его бессмертие. Свойство бессмертия, пожалуй, должно быть обязано своим существованием другому, уже упомянутому факту, а именно - своеобразному историческому аспекту души. Райдер Хаггард дал, пожалуй, одно из лучших изображений этого характера в «She». Когда буддисты утверждают, что по мере самосовершенствования на пути интроекции (Verinnerlichung) у человека начинают возникать воспоминания о предыдущих инкарнациях, то они соотносят себя, видимо, с тем же самым психологическим фактом, хотя с той разницей, что они приписывают исторический фактор не душе, а самости. Это целиком соответствует прежней, совершенно экстравертной духовной установке Запада - эмоционально (и традиционно) приписывать бессмертие душе, которую более или менее отличают от своего Я и которая притом разведена с Я своими женскими качествами. Было бы совершенно логично, если бы у нас благодаря углублению интровертной духовной культуры, до сих пор бывшей в небрежении, произошло преображение, приближающееся к восточной духовности, когда свойство бессмертия переместится от двусмысленной фигуры души (anima) к самости. Ведь главным образом эта переоценка внешнего, материального объекта констеллирует в глубинах духовную и бессмертную фигуру (естественно, в целях компенсации и саморегуляции). В сущности, исторический фактор присущ не просто архетипу женского начала, но всем архетипам вообще, т. е. всем наследственным единствам, духовным и телесным. Ведь наша жизнь - то же самое, чем она была от века. Во всяком случае, в наших чувствах нет ничего бренного, ибо те же самые физиологические и психологические процессы, которые были свойственны людям и сотни тысяч лет назад, все еше действуют и дают внутреннему чувству глубинную интуицию «вечно длящейся» непрерывности живущего. Наша самость как средоточие нашей жизненной системы, однако, не только содержит осадок и сумму всей прожитой жизни, но и является исходным пунктом, материнской землей, чреватой всей будущей жизнью, предощущение которой так же ясно дано внутреннему чувству, как исторический аспект. Из этих психологических оснований легитимным образом исходит идея бессмертия.
В восточных воззрениях отсутствует понятие анимы, каким мы установили его здесь, равно как и логическое понятие персоны. Это, конечно же, не может быть случайным, ибо, как я уже дал понять выше, между персоной и анимой существует компенсаторное отношение.
Персона есть сложная система отношений между индивидуальным сознанием и социальностью, удобный вид маски, рассчитанной на то, чтобы, с одной стороны, производить на других определенное впечатление, а с другой - скрывать истинную природу индивидуума. Что последнее излишне, может утверждать лишь тот, кто до того идентичен своей персоне, что уже не знает самого себя, а что не нужно первое, может вообразить лишь тот, кто и понятия не имеет об истинной природе своего ближнего. Социум ожидает и даже обязан ожидать от каждого индивидуума, что тот как можно лучше будет играть отведенную ему роль; что тот, например, кто является священником, будет не только объективно выполнять свои должностные обязанности, но и в любое время и при любых обстоятельствах будет беспрекословно играть роль священника. Социум требует этого как своего рода гарантии; каждый должен быть на своем месте: один - сапожника, другой - поэта. Не предусмотрено, чтобы он был тем и другим. Быть тем и другим нежелательно также потому, что в этом есть что-то жуткое. Ведь такой человек был бы «другим», чем остальные люди,- не совсем надежным. В академическом мире он был бы «дилетантом», в политике - «непредсказуемой» фигурой, в религии - «свободомыслящим»; короче, на него пало бы подозрение в ненадежности и дефектности, ибо социум убежден, что только тот сапожник, который не занимается поэзией, производит фирменную, хорошую обувь. Определенность личностной наружности - практически важная вещь, ибо средний человек, только и известный социуму, должен с головой уйти в одно дело, чтобы добиться чего-нибудь стоящего, а два дела зараз - это было бы для него уж чересчур. Без сомнения, наш социум настроен именно на такие идеалы. Поэтому неудивительно, что любой кто хочет чего-то добиться, обязан учитывать эти ожидания Естественно невозможно, будучи индивидуальностью, без остатка раствориться в этих ожиданиях, поэтому построение искусственной личности становится настоятельной необходимостью Требования приличий и добрых нравов довершают мотивацию удобной маски Тогда под этой маской возникает то, что называется «частной жизнью» Это уже набивший оскомину разрыв сознания на две частенько до смешного различные фигуры - радикальная психологическая операция, которая не может пройти бесследно для бессознательного.
Построение коллективно пригодной персоны означает сильную уступку внешнему, миру, истинное самопожертвование которое прямо-таки принуждает Я к идентификации с персоной, так что на самом деле есть люди, которые думают, будто являются тем, что собою представляют. Однако «бездушность» такой установки - лишь видимость, ибо бессознательное ни при каких условиях не переносит это смещение центра тяжести. Критически взглянув на такие случаи, мы обнаружим, что обладание превосходной маской, внутренне компенсируется «частной жизнью». Благочестивый Драммонт как-то посетовал на то что «плохое настроение есть бремя благочестивого». Естественно тот кто выстраивает себе слишком хорошую персону, расплачивается за это возбужденностью чувств. У Бисмарка были припадки истеричного плача, у Вагнера - переписка по поводу шелковой завязка шлафрока, Ницше писал письма «милой Ламе», Гёте вел беседы с Эккерманом и т. д. Но есть вещи более тонкие чем банальные «tapsus»ы героев. Я однажды свел знакомство с человеком, достойным глубокого уважения, - его без труда можно было назвать святым - я три дня ходил вокруг него и никак не мог обнаружить в нем хотя бы некоторые слабости присущие смертным. Мое чувство неполноценности угрожающе возросло, и я уже начал было всерьез подумывать о том чтобы исправиться. Но на четвертый день я консультировал его жену... С тех пор со мной больше ничего подобного не случалось Из этого я извлек урок: каждый, кто идентифицируется с персоной, может предоставить своей жене воплощать собой все неудобное, причем жена этого не заметит, но расплатится за свое самопожертвование тяжелым неврозом.
Эта идентификация с социальной ролью - щедрый источник неврозов вообще. Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т.д. Социально «сильный мужчина» в «частной жизни» - чаще всего дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность (которой он так настойчиво требует от других) в частной жизни жалко буксует. Его «любовь к своей профессии» дома обращается в меланхолию; его «безупречная» публичная мораль под маской выглядит поразительно - мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях; впрочем, жены таких мужей могли бы рассказать об этом кое-что; его самозабвенный альтруизм... его дети смотрят на это иначе.
В той мере, в какой мир побуждает индивидуума к идентификации с маской, индивидуум подвержен воздействию изнутри. «Высокое стоит на низком»,- говорит Лаоцзы. Изнутри, навязывается противоположное, выходит даже так, как будто бессознательное подавляет Я с той самой силой, с какой последнее притягивается персоной Непротивление воздействию снаружи, т.е. по отношению к искусу персоны, означает аналогичную слабость внутри - по отношению к влияниям бессознательного. Внешне играется эффектная и сильная роль, внутри развивается женоподобная слабость по отношению ко всем влияниям бессознательного; настроение и расположение духа, боязливость, даже феминизированная сексуальность (кульминирующая в импотенции) постепенно берут верх.
Персона, идеальный образ мужчины, каким он должен быть, компенсируется внутри женской слабостью, и как внешне индивидуум играет роль сильного мужчины, так внутри он становится бабой, анимой 3, ибо именно анима противостоит персоне. Но поскольку для экстравертного сознания внутреннее темно и непроглядно, и, кроме того, о своих слабостях думают тем меньше, чем больше идентичность с персоной, то и противоположность персоны, анима, целиком остается во мраке и потому сразу проецируется, благодаря чему герой оказывается под каблуком жены. Если прирост власти анимы значителен, то жена плохо Переносит мужа. Она становится неполноценной и тем самым дает мужу желанное доказательство того, что не он, герой, неполноценен в «частной жизни», а его жена. У жены зато есть столь притягательная для многих иллюзия, что она вышла замуж по меньшей мере за героя, не думая о своей собственной никчемности. Эту игру иллюзии часто называют «содержанием жизни».
Для достижения индивидуации, самоосуществления человеку необходимо уметь различать, чем он кажется себе и другим, и точно так же для той же самой цели человек должен отдавать себе отчет в том, что он находится в невидимой системе отношений к бессознательному, т. е. к аниме, чтобы уметь отличать себя от нее. От бессознательного вообще отличить себя невозможно. Когда дело касается персоны, естественно, легко объяснить кому-либо, что он и его служба - две разные вещи. Зато от анимы можно отличить себя лишь с трудом, и именно потому, что она невидима. Ведь прежде всего у людей появляется даже предрассудок, будто все то, что происходит изнутри, коренится в крови. «Сильный мужчина», может быть, согласится с нами, что на самом деле в своей «частной жизни» он угрожающе недисциплинирован, но это именно его слабость, с которой он в определенной мере объявляет себя солидарным. Этой тенденции, конечно, подвержена наследственная часть культуры, которой не следует пренебрегать. Если же он признает, что его идеальная персона ответственна за совсем не идеальную аниму, то его идеалы будут поколеблены, мир станет двусмысленным. Им овладеет сомнение в чистоте добрых дел, хуже того, сомнение в собственных добрых намерениях. Если поразмыслить о том, с какими мощными историческими предпосылками связана наша сокровеннейшая идея добрых намерений, то станет ясно, что в свете нашего прежнего мировоззрения приятнее упрекать себя в личной слабости, чем колебать идеалы.
Но поскольку бессознательные факторы - столь же детерминирующие явления, как и величины, регулирующие жизнь социума, и первые столь же коллективны, как последние, то я могу с тем же успехом научиться различать, чего хочу я и что мне навязывается бессознательным, с каким могу понимать, чего требует от меня служба и чего желаю я. Поначалу, конечно, ощущаются лишь несовместимые требования снаружи и изнутри, а Я стоит между ними, как между молотом и наковальней. Перед этим Я, которое по большей части не более чем просто игрушка внешних и внутренних требований, стоит, однако, некая трудноуловимая инстанция, которую я ни под каким предлогом не хочу называть двусмысленным именем «совесть», несмотря на то что само слово в лучшем его понимании, наверное, превосходно могло бы обозначать эту инстанцию. Что у нас сделалось с «совестью», с непревзойденным юмором изобразил Шпиттелер4. Поэтому надо бы по возможности избегать соседства этого понятия. Наверное, лучше постараться представить себе, что эта трагическая игра противоположностей между внутренним и внешним (изображенная в Иове и Фаусте как спор с Богом), в сущности, есть энергетизм процесса жизнедеятельности, то напряжение между противоположностями, которое необходимо для саморегуляции. Как бы ни были различны в исполнении и намерении эти противоположные силы, они, в сущности, означают жизнь индивидуума и на нее нацелены; они колеблются вокруг этой жизни, как вокруг оси весов. Именно потому, что они соотнесены друг с другом, они и объединяются в некоем центральном чувстве, которое, так сказать, необходимым образом, вольно или невольно рождается в самом индивидууме, а потому и предощущается им. У человека есть ощущение того, чем нужно быть и чем быть можно. Отклонение от этой интуиции означает заблуждение, ошибку или болезнь.
Видимо, это не случайность, что от слова «персона» происходят наши современные понятия «личностный» (personlich) и «личность» (Personlichkeit). Насколько я могу утверждать о своем Я, что оно личностно или является личностью, настолько же я и о своей персоне могу сказать, что она - личность, с которой я себя более или менее идентифицирую. Тот факт, что в таком случае у меня будет, собственно, две личности, вовсе не удивителен, поскольку любой автономный или хотя бы только относительно автономный комплекс имеет свойство являться в качестве личности, т. е. персонифицированно. Легче всего, пожалуй, это можно заметить в так называемых спиритических явлениях автоматического письма и тому подобном. Получившиеся предложения всегда являются личностными высказываниями и излагаются от первого лица, как если бы за каждой записанной частью предложения тоже стояла личность. Поэтому наивный рассудок тотчас непременно подумает о духах. Подобное, как известно, можно наблюдать и в галлюцинациях душевнобольных, хотя эти галлюцинации часто еще более явно, чем записи спиритов, суть просто мысли или фрагменты мыслей, связь которых с сознательной личностью часто сразу очевидна.
Склонность относительно автономных комплексов непосредственно персонифицироваться и есть та причина, по которой персона выступает «личностно» в такой степени, что Я без особого труда может начать сомневаться в том, какова его «настоящая» личность.
То, что относится к персоне и вообще ко всем автономным комплексам, относится и к аниме - она тоже личность и по этой причине с такой легкостью может быть проецирована на женщину, т.е., покуда она бессознательна, она проецируется всегда, ибо все бессознательное проецируется. Первой носительницей этого душевного образа, очевидно, всегда выступает мать, позднее это те женщины, которые возбуждают чувства мужчины, все равно, в позитивном или негативном смысле Поскольку мать - первая носительница этого душевного образа, то отделение от нее - сколь деликатное, столь же и важное дело высочайшего воспитательного значения. Поэтому уже у дикарей мы находим множество обычаев, организующих это отделение. Простого взросления и внешнего отделения недостаточно, нужны еще совершенно особое посвящение в мужчины и церемонии второго рождения, чтобы по-настоящему реализовать отде-ление от матери (а тем самым от детства).
Как отец выступает в качестве защиты от опасностей внешнего мира и тем самым становится для сына образчиком персоны, так и мать для него - защита от опасностей, угрожающих его душе из мрака Поэтому при посвящении в мужчины проходящий инициацию получает наставления относительно потусторонних вещей, благодаря чему оказывается в состоянии отказаться от материнской защиты.
Современный культурный человек оказался лишенным этой, несмотря на всю первобытность, в сущности, превосходной воспитательной меры Следствием этого является то, что анима в форме материнского imago переносится на женщину - с тем результатом, что, едва ленившись, мужчина становится ребячливым, сентиментальным, зависимым, послушным, а в противном случае - вспыльчивым деспотичным и обидчивым, постоянно раздумывающим о престиже своей превосходной мужественности Последнее, естественно, есть просто обратная сторона первого Защита от бeссозиательного, которую означала мать, у современного человека осталась ничем не замененной, в результате чего он бессознательно так формирует свой идеал брака, что жене приходится максимально брать на себя магическую материнскую роль Под покровом такого идеально замкнутого брака он, собственно, ищет у матери защиту и, таким образом, соблазненный, идет навстречу женскому инстинкту обладания. Страх мужчины перед темной непредсказуемостью бессознательного предоставляет женщине иллегитимную власть и делает брак столь «интимной общностью», что он постоянно грозит взорваться от внутреннего напряжения - или с тем же успехом делает из чувства протеста противоположное.
Мне кажется, некоторым современным людям следовало бы понять свое отличие не только от персоны, но также и от анимы Поскольку наше сознание - в соответствии с западной традицией - обращено главным образом наружу, то внутренние вещи остаются во мраке. Но эту сложность легко преодолеть следующим путем попытаться однажды столь же концентрированно и критически посмотреть на тот психический материал, который проявляется не снаружи, а в частной жизни. Поскольку люди привыкли стыдливо замалчивать эту другую сторону (возможно, даже трепеща перед своей женой, ибо она может предать все огласке), а если уж она разоблачена, покаянно признаваться в своих «слабостях», то обыкновенно в качестве единственного воспитательного метода признается следующий: эти слабости по возможности подавляют или вытесняют или хотя бы скрывают от публики. Но ведь это совсем не выход из положения.
Что нам, в сущности, следует делать, я, пожалуй, разъяснил лучше всего на примере персоны. Там все ясно и четко, в то время как с анимой для нас, западных людей, все темно. Когда анима в значительной степени перечеркивает добрые намерения сознания, выступая в качестве мотива такой частной жизни, которая плохо сочетается с блистательной персоной, то здесь происходит то же самое, что делает наивный человек, не имеющий представления о персоне и потому наталкивающийся на мучительные сложности жизни. Есть такие люди с неразвитой персоной - «канадцы, что не знают показной вежливости Европы», - которые из одной публичной «gaffe» (Неловкости, бестактности, промахи (фр.)), сами того не ведая, попадают в другую, совершенно бесхитростно и невинно, душевные надоедалы, или трогательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью тени Кассандры, вечно не так понимающие, не ведающие, что творят, и потому всегда рассчитывающие на прощение; они не видят мир, а только грезят его. Вот примеры, на которых мы можем видеть, как действует оставшаяся в небрежении персона и что нужно делать, чтобы преодолеть эту беду. Такие люди могут избежать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов насилия, лишь когда они научатся понимать, как следует вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум; они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и лица, которые намного их превосходят; они должны знать, что означают их поступки для другого, и т. д. Это, конечно, учебный план для младших классов, для тех, кто соответствующим образом сформировал свою персону. Если же мы теперь повернем дело другой стороной и поставим лицом к аниме обладателя блистательной персоны, сравнив его с человеком без персоны, то увидим, что первый так же хорошо осведомлен в отношении анимы и ее проблем, как второй - в отношении мира. Употребление, какое оба дают своим знаниям, естественно, может быть злоупотреблением, даже в высшей степени вероятно, что оно им будет.
Человека с персоной, естественно, ни в малейшей степени не убедит точка зрения, признающая существование внутренних реальностей, так же как иного - реальность мира, имеющая для него только ценность забавной или фантастической игры. Но факт внутренних реальностей и его безусловное признание являются, конечно, conditio sine qua non (Необходимым условием (лат.).) для серьезного подхода к проблеме анимы. Если внешний мир для меня - только фантом, то как же мне тогда всерьез пытаться построить сложную систему отношений и приспособлений к нему? Равным образом позиция: внутреннее - «это только фантазия» - никогда не послужит для меня поводом воспринимать манифестации моей анимы как что-то иное, нежели дурацкие слабости. Но если я встану на ту точку зрения, что мир есть снаружи и внутри, что реальность подобает как внешнему, так и внутреннему, то я, будучи последовательным, должен буду рассматривать и те расстройства и неблагоприятные влияния, которые идут ко мне изнутри, как симптом недостаточной адаптации к условиям внутреннего мира. Как синяки, полученные простаком на улице, не исчезают от морального вытеснения, так же мало толку от того, чтобы с резиньяцией записывать на свой счет слабости как таковые. Здесь есть причины, намерения и следствия, в которые могут вмещаться воля и понимание. Возьмем, например, того «незапятнанного» человека чести и радетеля за общественное благо, перед которым жена и дети трепещут из-за его вспышек гнева и вспыльчивого своенравия. Что делает анима в этом случае?
Мы это тотчас заметим, если предоставим событиям идти своим естественным ходом: жена и дети становятся ему чужими; вокруг него образуется вакуум. Поначалу он станет жаловаться на бездушие своей семьи и по возможности будет вести себя еще хуже, чем раньше. Это сделает отчуждение абсолютным. Если теперь еще не все добрые гении покинули его, то через некоторое время он заметит свою изоляцию и в своем одиночестве начнет понимать, каким образом он произвел этот разрыв. Возможно, он удивленно спросит себя: «Что за демон в меня вселился?» - естественно, не заметив смысла этой метафоры. За этим последуют покаяния, примирение, забвение, вытеснение, а потом - новая вспышка. Анима очевидным образом пытается форсировать разрыв. Такая тенденция, разумеется, не отвечает ничьим интересам. Анима протискивается в середину, как ревнивая любовница, стремящаяся отбить мужчину у его семьи. Служба или иная выгодная социальная позиция могут делать то же самое; но там-то мы понимаем, в чем сила соблазна. Но где анима берет такую власть, чтобы пользоваться такой сильной притягательностью? По аналогии с персоной за этим должны скрываться ценности или иные важные и влиятельные вещи, такие, как соблазнительные посулы. В эти моменты нужно остерегаться рационализации. Так и подмывает думать, что наш человек чести высматривает себе другую женщину. Это вполне возможно, даже может быть подстроено анимой как эффективное средство достижения цели. Можно ошибиться, принимая такую подстроенность за самоцель, ибо незапятнанный человек чести, женившийся корректно и законно, так же корректно и законно может развестись, что ни на грош не изменит его основную установку. Старый портрет будет просто заново обрамлен.
Фактически такая подстроенность - весьма частый способ осуществить разрыв и затруднить окончательное разрешение. Поэтому, видимо, разумнее было бы не считать, что столь естественная возможность имеет конечной целью разрыв. Отсюда представляется более уместным расследовать подоплеку тенденций анимы. Первый шаг к этому - то, что я назвал бы объективацией анимы, а именно - категорический отказ от тенденции к разрыву как к проявлению собственной слабости. Как только это произошло, можно в некотором смысле поставить перед анимой вопрос: «Почему ты хочешь этого разрыва»? Ставить вопрос столь личностно - большое преимущество: ведь благодаря этому познается личность анимы и становится возможным отношение к ней. Чем более личностно к ней подойти, тем лучше.
Тому, кто привык подходить ко всему чисто интеллектуально и рационалистически, это может показаться прямо-таки смехотворным. Конечно, было бы более чем абсурдным, если бы кто-то захотел в некотором смысле вступить в диалог со своей персоной, которую он признает лишь как способ психологического отношения. Но это абсурдно только для того, у кого есть персона. У кого же ее нет, тот в этом пункте не более чем дикарь, который, как известно, лишь одной ногой стоит в том, что мы обыкновенно обозначаем как реальность; другой ногой он стоит в мире духов, который для него по-настоящему реален. В обыкновенном мире наш образцовый случай - современный европеец, в мире же духов - дитя палеолита. Поэтому европейцу придется примириться со своего рода доисторической школой для младших классов, пока он не получит верное представление о силах и факторах другого мира. Вот почему самое верное, что он может сделать,- это рассматривать фигуру анимы как автономную личность и ставить перед ней личностные вопросы.
Мне кажется, это реальная техника. Как известно, у любого человека есть, так сказать, не только такая странность, но и способность - разговаривать с самим собой. В каждом случае щепетильной дилеммы мы - во весь голос или тихо - ставим себе (а кому же еще?) вопрос: «Что я должен делать?» И мы (а кто же еще?) даже отвечаем на него. В намерении познакомиться с глубинами своего существа нам и дела мало до того, что мы в известном смысле живем в метафоре. Мы должны терпеливо переносить как символ нашей собственной дикарской отсталости (или, слава богу, еще оставшейся естественности) тот факт, что мы, как те негры, лично беседуем со своей «змеей». Поскольку психика отнюдь не единство, а противоречивая множественность комплексов, то диссоциация, необходимая для разбирательства с анимой, не будет для нас слишком обременительна. Все искусство состоит лишь в том, чтобы дать невидимому визави проявить себя, на миг предоставить в его распоряжение своего рода речевой механизм. Не впадая при этом в отвращение, естественным образом возникающее перед такого рода игрой с самим собой, кажущейся абсурдной, или в сомнение в «подлинности» голоса визави. Как раз последний пункт наиболее важен в техническом отношении Ведь мы до такой степени привыкли идентифицировать себя со своими мыслями, что всегда подразумеваем, будто мы сами их авторы. И часто это, как ни странно, именно самые невозможные мысли, за которые мы ощущаем величайшую субъективную ответственность. Если бы люди больше осознавали, каким строгим универсальным законам подчиняются даже самые дикие и произвольные фантазии, то, возможно, они быстрее осознали бы необходимость рассматривать именно такие мысли как объективные события, точно так же, как сновидения, которые никто ведь не принимает за преднамеренные и умышленные изобретения. Безусловно, требуются величайшие объективность и непредубежденность, чтобы дать «другой стороне» возможность проявлять ощутимую психическую активность. В силу вытесняющей установки сознания эта другая сторона была принуждена к чисто непосредственным, симптоматическим манифестациям по большей части эмоционального рода, и только в моменты неуправляемого аффекта фрагменты понятийных или образных содержаний бессознательного выносились на поверхность - конечно, с тем неизбежным побочным эффектом, что Я мгновенно идентифицировалось с этими манифестациями, чтобы, само собой разумеется, немедленно вслед за этим отозвать их. Кому-то ведь действительно иногда кажется невероятным, что в аффекте можно выразить все. Но, как известно, это знание легко забывается или даже отвергается С этими механизмами девальвации и отречения, естественно, надо считаться, если есть желание настроить себя объективно Привычка вмешиваться, исправлять и критиковать уже традиционно очень сильна и, как правило, еще усиливается страхом, в котором, в свою очередь, невозможно сознаться ни другим, ни самому себе, страхом перед начиненными взрывчаткой истинами, опасными познаниями, неприятными констатациями, in summa (Короче говоря в общем (лат)) перед всеми теми вещами, которые столь многих людей побуждают бежать от пребывания наедине с собой как от чумы Говорят, что заниматься самим собой эгоистично и «вредно для здоровья» - «свое собственное общество - наихудшее, от этого впадают в меланхолию» - вот превосходные свидетельства, которые выдаются нашим человеческим качествам Но они кажутся западному духу настоящими Кто думает так, тот, очевидно, никогда не сможет вообразить, что за удовольствие получают другие от общества таких грязнуль и трусишек Исходя из того факта, что частенько в аффекте эти истины невольно предоставляют высказывать другой стороне, можно посоветовать как раз аффект-то и использовать, чтобы дать другой стороне возможность высказаться Можно поэтому сказать также, что нужно упражняться в искусстве говорить самому себе из аффекта и в его рамках, как если бы аффект сам говорил без оглядки на нашу разумную критику Пока аффект говорит от критики надо воздерживаться Но как только он высказал свои жалобы его следует на совесть покритиковать - так, как если бы этим визави был настоящий, близкий нам человек И пусть дело на этом не остановится, а взаимные реплики будут следовать друг за другом до тех пор, пока дискуссия не закончится к удовлетворению сторон Удовлетворителен результат или нет - об этом судить только субъективной интуиции Бесполезно разумеется, в чем либо себя обманывать Мучительная честность по отношению к самому себе и удержание от опрометчивых упреждений того, что могла бы сказать другая сторона, суть необходимые условия этой техники воспитания анимы.
Однако со свойственным нам, западным людям, страхом перед другой стороной не все так просто Ведь этот страх не совсем безоснователен, совершенно невзирая на то, что он реален Нам хорошо понятен страх ребенка и дикаря перед лицом огромного, незнакомого мира Этот страх есть и у нас, на нашей детской изнанке, где мы тоже соприкасаемся с огромным, незнакомым миром Но мы обладаем только аффектом, не зная, что он и есть страх перед миром, ибо этот мир невидим У нас на этот счет имеются либо просто теоретические предубеждения, либо суеверные представления Даже в присутствии иных образованных людей невозможно вести речь о бессознательном, чтобы тебя не обвинили в мистицизме. Обоснован же этот страх постольку, поскольку то, что выдает другая сторона, колеблет наше рациональное мировоззрение с его научными и моральными гарантиями, в которые столь горячо верят (потому что они сомнительны). Если бы этого можно было избежать, то эмфатическое «quieta non movere» (Не нарушать (общественного) спокойствия (лат.)) Филистера было бы единственной достойной рекомендации истиной; тем самым я хотел бы настоятельно подчеркнуть, что никому не советую принимать изложенную выше технику в качестве чего-то необходимого или даже полезного - во всяком случае, никому, кто не прибегает к этому, движимый нуждой. Как уже сказано, имеется множество уровней, и есть старики, умирающие грудными младенцами, а еще в 1927 году по рождении Господнем появлялись на свет троглодиты. Есть истины, которые истинны лишь послезавтра, и такие, что были истинны еще вчера,- а некоторые неистинны ни в какое время.
Я могу, однако, представить себе, что кто-нибудь станет пользоваться такой техникой из, так сказать, священного любопытства - например, подросток, который захотел бы получить крылья не потому, что у него парализованы ноги, а потому, что тоскует по солнцу. Но человек взрослый, слишком многие иллюзии которого рассыпались в прах, пожалуй, лишь вынужденно решится на то, чтобы внутренне унизиться и поступиться собой и заново покорно перенести детские страхи. Непросто ведь стоять между дневным миром поколебленных идеалов, ставших сомнительными ценностей и ночным миром якобы бессмысленной фантастики. Ужас такого положения и впрямь столь силен, что нет, наверное, никого, кто не хватался за какую-нибудь гарантию, даже если это «шаг назад» - например, к матери, которая укрывала в детстве от ночных страхов. Кто боится, тот нуждается в зависимости, как ослабевший - в опоре. Поэтому уже первобытный дух, движимый глубочайшей психологической необходимостью, породил религиозные учения, воплощавшиеся в колдунах и жрецах. Extra ecclesiam nulla salus (Вне церкви нет спасения (лат.).) - истина, актуальная еще и сегодня - для тех, которые еще способны вернуться к церкви. Для тех немногих, которые на это неспособны, остается только зависимость от человека - зависимость более смиренная или более гордая, опора более слабая или более надежная, нежели какая-нибудь другая,- так мне хочется думать. Что же сказать о протестанте? У него нет ни церкви, ни священника, у него есть только Бог - но даже Бог становится сомнительным.
Читатель, должно быть, с удивлением задаст себе вопрос: «Но что же продуцирует анима, если нужна такая перестраховка, чтобы разбираться с ней?» Я порекомендовал бы читателю так изучать сравнительную историю религий, чтобы он наполнил мертвые для нас сведения эмоциональной жизнью, которая была внутренним опытом живших этими религиями. Тем самым он получит представление о том, какова жизнь на другой стороне. Древние религии с их возвышенными и смешными, добрыми и жестокими символами ведь не с неба упали, а возникли из той же человеческой души, которая живет в нас и сейчас. Все эти вещи в их праформах живут в нас и в любое время могут с разрушительной силой на нас обрушиться - в виде массовых суггестии, против которых беззащитен отдельный человек. Наши страшные боги сменили лишь имена - теперь они рифмуются на «-изм». Или, может быть, кто-то осмелится утверждать, будто мировая война или большевизм были остроумным изобретением? Как мы живем во внешнем мире, где в любой момент может затонуть континент, сместиться полюс, вспыхнуть новая эпидемия, так и в нашем внутреннем мире в любой момент может произойти нечто подобное, только, конечно, в форме идеи, но с не менее опасными и непредсказуемыми последствиями. Неумение адаптироваться к этому внутреннему миру - столь же тяжкое по последствиям упущение, как и невежество и неловкость во внешнем мире. И лишь ничтожно малая часть человечества, живущая главным образом на том густонаселенном полуострове Азии, что омывается водами Атлантики (Имеется в виду, очевидно, Европа как часть Евразии.), и называющая себя «образованными людьми», вследствие недостаточного контакта с природой напала на мысль о том, будто религия - это вид своеобразного духовного расстройства, предназначение которого непостижимо. Из безопасного далека, например из Центральной Африки или Тибета, дело, несомненно, выглядит так, будто эта ничтожно малая часть спроецировала неосознаваемый ею «derangement mental» (Психическое расстройство (фр.).) на еще инстинктивно-здоровые народы.
Поскольку вещи внутреннего мира субъективно воздействуют на нас тем сильнее, чем они бессознательней, постольку тому, кто хочет добиться в своей собственной культуре дальнейшего прогресса (а разве всякая культура не начинается с отдельного человека?), необходимо объективировать воздействия анимы, а затем попробовать понять, какие содержания составляют основу этих воздействий. Тем самым он получит возможность адаптации и защиту от невидимого. Такая адаптация, конечно, не может быть удачной без уступок условиям, представляемым обоими мирами. Из учета требований мира, идущих изнутри и снаружи, точнее говоря, из их конфликта, выявляются возможное и необходимое. К сожалению, наш западный дух вследствие недостатка культуры в этом отношении еще не нашел понятия для выражения единения противоположностей на срединном пути - этой наиважнейшей определяющей части внутреннего опыта, не говоря уже об имени, которое можно было бы сделать пристойным соратником китайского Дао. Это одновременно и глубоко индивидуальное событие, и наиболее универсальное, закономерное проявление смысла живого существа.
В ходе предыдущего изложения я принимал в расчет исключительно мужскую психологию. Анима в качестве категории женского рода есть фигура, компенсирующая исключительно мужское сознание? У женщин же такая компенсирующая фигура носит мужской характер, поэтому ей подойдет такое обозначение, как анимус. Если совсем непростой задачей является описание смыслового содержания анимы, то теперь, когда нужно изложить психологию анимуса, трудности нагромождаются до почти непреодолимых размеров.
Тот факт, что мужчина наивно приписывает себе реакции своей анимы, не понимая, что не должен идентифицировать себя с автономным комплексом, повторяется в женской психологии, но с гораздо большей силой. Факт идентификации с автономным комплексом - существенная причина сложности понимания и изложения, Не говоря уже о неизбежной неосвещенности и неисследованности проблемы. Ведь мы все время наивно исходим из убеждения в том, что в нашем доме нет хозяина кроме нас. Поэтому наш рассудок должен сначала свыкнуться с мыслью о том, что даже наша самая интимная душевная жизнь протекает в своего рода доме, у которого есть по меньшей мере двери и окна в мир, предметы или содержания коего хотя и действуют на нас, но нам не принадлежат. Многие с трудом могут осмыслить эту предпосылку, и с таким же трудом им удается действительно воспринять и вникнуть в тот факт, что ближние вовсе не обязательно обладают такой же психологией, как они сами. Возможно, читателю покажется, что последнее замечание излишне, потому что индивидуальные различия в общем все же осознаются людьми. Следует, однако, учитывать тот факт, что наша индивидуальная сознательная психология происходит из изначального состояния бессознательности, а потому и неразличения (обозначенного Леви-Брюлем как «participation mystique»). Поэтому сознание различенности есть относительно позднее приобретение человечества и, вероятно, относительно малый фрагмент неопределенно большого фона изначальной идентичности. Различение есть сущность и conditio sine qua non сознания. Поэтому все бессознательное неразличенно, и все, что происходит бессознательно, происходит на основе неразличенности, таким образом совершенно не различая свою принадлежность или непринадлежности самости. Заранее невозможно решить, происходит ли это со мной, с другим или с обоими. Чувство тоже не дает в этом отношении надежной основы.
Нельзя, таким образом, ео ipso приписывать женщинам низшее сознание; оно просто другое, чем сознание мужчин. Но как женщинам часто бывают понятными вещи, до которых мужчине еще долго брести в потемках, так же, естественным образом, и у мужчин есть сферы опыта, которые для женщины еще пребывают в тени неразличения, - это главным образом те вещи, которые пока мало ее интересуют. Личностные отношения, как правило, для нее важнее и интереснее, нежели объективные факты и их взаимосвязи. Обширные области торговли, политики, техники и науки, все царство, где находит себе применение мужской дух, - все это попадает у нее в тень сознания, но зато она обладает детально разработанной осознанностью личностных отношений, бесконечная нюансировка которых от мужчин, как правило, ускользает.
Поэтому мы можем ожидать от бессознательного женщины существенно иных аспектов, чем те, которые находим у мужчины. Если бы мне нужно было одним словом обозначить то, в чем состоит различие между мужчиной и женщиной в этом отношении, и, таким образом, то, что характеризует анимус в отличии от анимы, то я мог бы сказать только одно: если анима производит настроения, то анимус - мнения, и как настроения мужчины появляются на свет из темных глубин, так и мнения женщин основываются на столь же бессознательных, априорных предпосылках. Мнения анимуса очень часто имеют характер солидных убеждений, поколебать которые нелегко, или принципов, которые якобы неприкосновенно общеобязательны. Анализируя эти мнения, мы первым делом сталкиваемся с бессознательными предпосылками, существование которых нужно, однако, еще обосновать, т. е. эти мнения мыслятся так, словно такие предпосылки существовали. В действительности же эти мнения совсем не мыслятся, а берутся уже законченными и готовыми, и притом до такой степени фактически и непосредственно убедительно, что женщине даже и в голову не приходит сомневаться в них.
Соблазнительно думать, что анимус, подобно аниме персонифицируется в облике одного мужчины. Но как показывает опыт, это верно лишь отчасти, в силу того, что неожиданно возникает обстоятельство, обусловливающее существенно другое сравнительно с мужчинами положение дел. А именно, анимус является не как одна персона, а скорее как множество. В повести Г. Дж. Уэллса «Christina Alberta"s Father» героиня во всем своем поведении подчинена вышестоящей моральной инстанции, которая с неумолимой суровостью и отсутствием чувства юмора, сухо и точно в каждом случае говорит ей, что она сейчас делает и по каким мотивам. Уэллс называет эту инстанцию «court of conscience» (Судом сознания (англ.).). Это множество выносящих приговор судей, т. е. своего рода судебная коллегия, и есть персонификация анимуса. Анимус - нечто вроде собора отцов и иных авторитетов, которые ex cathedra (С амвона; непререкаемо (лат.).) произносят неоспоримые, «разумные» приговоры. Если бросить на дело более пристальный взгляд, то окажется, что эти взыскательные приговоры, видимо, представляют собой главным образом слова и мнения, быть может бессознательно вычитанные, начиная с детского возраста, из книг и собранные в канон образцовой истины, правильности и разумности; тезаурус предпосылок, которые везде, где отсутствует сознательное и компетентное решение (что случается сплошь да рядом), спешит на помощь со своим мнением. Эти мнения выступают то в форме так называемого здравого человеческого рассудка, то в форме глупых предрассудков, то в форме принципов, пародирующих воспитание: «Так всегда поступали в этом случае» или «Ведь любой тебе скажет, что так и так».
Само собой разумеется, анимус проецируется так же часто, как и анима. Годные для проекции мужчины - это либо живые копии Господа Бога, знающие правильные ответы на все вопросы, либо непризнанные реформаторы, имеющие в своем распоряжении запас ходовых слов, в котором всякого рода слишком человеческое переведено в терминологию «богатого переживания». Характеристика анимуса все же будет неполной, если изобразить его исключительно как консервативную коллективную совесть; он - тоже реформатор, который, прямо противореча собственным правильным мнениям, питает необычайную слабость к темным, незнакомым словам, приятнейшим образом заменяющим одиозное размышление.
Анимус, так же как и анима,- ревнивый любовник, способный поставить на место действительного человека мнение о нем, мнение, явно сомнительные основания которого никогда не подвергаются критике. Мнения анимуса всегда коллективны и сто-ят над индивидуумами и индивидуальными суждениями, точнo так же как анима с ее антиципациями и проекциями чувствa встает между мужчиной и женщиной. Для мужчины эти мнения - когда женщина привлекательна - имеют в себе нечто трогательно ребячливое, что подвигает его на благодетельную, наигранно отеческую назидательность; когда же женщина не затрагивает сентиментальных струн и потому от нее ожидается компетентность, а вовсе не трогательная беспомощность и глуповатость, то ее мнения, исходящие от анимуса, оказывают на мужчину раздражающее действие, главным образом из-за их слабой обоснованности - мол, слишком много мнения ради самого мнения; или: женщина, мол, хочет хотя бы иметь свое мнение и т.д. Здесь мужчины становятся язвительными: ведь неоспорим тот факт, что анимус всегда подманивает аниму, в силу чего всякая дальнейшая дискуссия становится невозможной (и, естественно, равным образом vice-versa (Наоборот (лат.).)).
У интеллектуальных женщин анимус вызывает аргументирование и страсть к рассуждениям, которые должны быть интеллектуальными и критичными, но которые в основном заключаются в том, чтобы второстепенный, неважный момент превращать в абсурдную суть дела. Или дискуссия, сама по себе ясная, до безнадежности запутывается из-за привнесения совершенно иной, не имеющей отношения к делу точки зрения. Сами того не подозревая, такие женщины прямо стремятся раздражать мужчину, тем самым еще больше подчиняясь анимусу. «К сожалению, я всегда права»,- призналась мне одна такая женщина.
Все эти сколь хорошо знакомые, столь же и неприятные явления происходят, однако, исключительно от экстраверсии анимуса. Он не относится к сознательной функции установления отношения, но в его задачу входит содействовать установлению отношения к бессознательному. Вместо того чтобы изобретать мнения о внешних ситуациях - ситуациях, о которых следовало бы поразмыслить сознательно,- анимус как функцию изобретения мнения нужно обратить внутрь, чтобы он помогал приходить в голову содержаниям бессознательного. Техника разбирательства с анимусом в принципе та же, что и в случае анимы, только здесь это мнения, к которым женщина должна отнестись критически - не для того, чтобы их вытеснить, а для того, чтобы, исследовав их происхождение, проникнуть в их темную подоплеку, где они в таком случае натолкнутся на праобразы, точь-в-точь так, как мужчина в своем разбирательстве с анимой. Анимус есть своего рода осадок суммы опыта, полученного предками женщины по поводу мужчины,- и не только это: он еще и зачинающее творческое существо, правда не в форме мужского творчества, но как нечто порождающее что-то такое, что можно назвать logoz spermaticoz, зародышевое слово. Как мужчина дает своему творению как целому созданию родиться на свет из своего внутреннего женского начала, так и внутреннее мужское начало в женщине производит творческие зародыши, которые в состоянии оплодотворить женское начало мужчины. Это и есть, видимо, «femme inspiratrice» (Вдохновительница (фр.).), которая - в случае ошибки - может превратиться в человека, проявляющего бессмысленное упрямство и наставляющего в простейших вещах - «animus hound» (Анимус-пес (англ.).), как точно по смыслу перевела одна моя пациентка.
Охваченной анимусом женщине всегда грозит опасность потерять свою женственность, свою хорошо прилаженную женскую персону, точно так же как мужчина в подобных обстоятельствах рискует феминизироваться. Такие психические изменения пола зиждутся исключительно на том, что функция, относящаяся к внутреннему миру, оборачивается наружу. Причина этой перевернутости - конечно, недостаточное или вовсе отсутствующее признание внутреннего мира, автономно противостоящего внешнему и предъявляющего столь же серьезные требования в отношении адаптации, как и внешний мир.
Что же касается множественности анимуса в противовес единичности анимы, то мне представляется, что этот своеобразный факт есть коррелят сознательной установки. Сознательная установка женщины, в общем, много более замкнута в личностном отношении, нежели установка мужчины. Ее мир состоит из отцов и матерей, братьев и сестер, супругов и детей. Остальной мир состоит из подобных семей, которые обмениваются знаками внимания, а вообще интересуются, в сущности, сами собой. Мир мужчины - это народ, «государство», объединения интересов и т. д. Семья - лишь средство достижения цели, одно из оснований государства, а жена - необязательно эта жена (во всяком случае, не то, что она подразумевает, говоря «мой муж»). Всеобщее ему ближе, чем личностное, поэтому его мир состоит из множества координирующихся факторов, в то время как ее мир по ту сторону супруга заканчивается в своего рода космическом тумане. Поэтому у мужчины исступленная исключительность присуща аниме, а у женщины неопределенная мужественность - анимусу. В то время как мужчине предносится четко очерченный, многозначительный образ Цирцеи или Калипсо, анимус выражается прежде всего в летучих голландцах и иных неведомых пришельцах из мирского моря, всегда неопределенно-неуловимых, протеических и передвигающихся моторно. Эти образы появляются в основном в сновидениях, а в конкретной действительности это могут быть героические тенора, чемпионы по боксу, выдающиеся мужчины в далеких, неведомых городах.
Оба этих расплывающихся на темном фоне дна образа (истинных, полугротескных «хранителей порога», употребляя помпезную теософскую наклейку) имеют почти неисчерпаемое число аспектов, которыми можно наполнить тома. Их сложные связи и переплетения богаты как мир и столь же огромны, как необозримое многообразие их сознательного коррелята - персоны Они еще находятся в сфере двойственности полумрака, и мы еще можем непосредственно видеть, что автономный комплекс анимы, как и анимуса, в сущности, представляет собой психологическую функцию, которая лишь благодаря своей автономии и неразвитости узурпировала или, вернее, до сих пор удерживала личность. Но мы уже видим возможность разрушить ее персонификацию, посредством осознанивания делая ее мостом, который должен быть перекинут к бессознательному. Поскольку мы не используем их преднамеренно в качестве функций, они еще суть персонифицированные комплексы. Но покуда они пребывают в этом состоянии, их следует также признать относительно самостоятельными личностями. Они не могут быть интегрированы в сознание, покуда их содержания неизвестны. Разбирательство с ними должно вывести их содержания на свет, и лишь когда выполнена эта задача и есть достаточная осведомленность сознания относительно разыгрывающихся в аниме процессов бессознательного, анима тоже будет реально восприниматься как простая функция.
Я, конечно, не думаю, что теперь каждый читатель уже понял, что имеется в виду под анимусом и анимой. Но я надеюсь, что у него по крайней мере сложилось впечатление, что речь здесь ни в коем случае не идет о чем-то «метафизическом», а идет она об эмпирических фактах, которые с таким же успехом могут быть изложены и рациональным, абстрактным языком Я, однако, намеренно избегал абстракций, потому что в этих вещах, которые до сих пор были недоступны для нашего опыта, совершенно неважно предъявить читателю интеллектуальную формулировку; гораздо важнее сообщить ему представление о фактических возможностях опыта. Никто не в состоянии по-настоящему понять эти вещи, если сам их не пережил. Поэтому для меня дело заключается скорее в том, чтобы наметить пути и возможности таких переживаний, нежели в том, чтобы находить интеллектуальные формулы, которые из-за недостатка опыта неизбежно останутся пустыми словесными призраками К сожалению, многие люди заучивают слова наизусть, а в уме добавляют к этому переживания, чтобы потом, в соответствии со своим темпераментом, легкомысленно или критично похваляться ими. Здесь речь идет о новой постановке вопроса, о новой (и все же такой древней!) сфере психологического опыта, о которой мы лишь тогда сможем установить нечто относительно теоретически значимое, когда достаточное число людей узнает о соответствующих душевных явлениях. Сначала всегда обнаруживают только факты, а не теории. Теория складывается среди прочего в ходе дискуссии.

Анимой называется идеальный образ женщины в воображении мужчины. Анима не сводится к прототипу. Нельзя сказать, к примеру, что моя анима - это Оленька из соседнего подъезда. Анима - собирательный образ, в котором есть нечто от образа матери, первой влюбленности, романтического обожания, Джоконды и т.д. Эту идею хорошо выразил Пушкин в "Моцарте и Сальери":

Моцарт говорит:

Представь себе... кого бы? Ну, хоть меня - немного помоложе; Влюбленного - не слишком, а слегка - С красоткой или с другом - хоть с тобой. Я весел... Вдруг виденье гробовое, Внезапный мрак иль что-нибудь такое... Ну, слушай же.

Анима - бессознательная, женская сторона личности мужчины; персонифицируется в сновидениях образами женщин, варьируя от проститутки и совратительницы до духовного проводника (Мудрости).

Анима являет принцип Эроса, так как развитие анимы у мужчины отражено в том, как он относится к женщинам. Идентификация с анимой проявляется как переменчивость в настроении, утрата мужественности (обабивание) и сверхчувствительность. Как и анимус у женщин, содержание мужской анимы определяется комбинацией архетипических образов, содержащихся в той или иной культуре, в которой пребывает мужчина, а также мужским опытом общения с женщинами, в особенности с матерью. Архетипическая анима проявляется в четырех главных образах, которые мужчина проецирует на женщин. Ева воплощена в Матери-Земле. Она может появиться в сновидениях мужчины в виде сельской женщины-крестьянки, убирающей урожай, готовящий пищу или ухаживающей за детьми. Положительный аспект Евы олицетворяет жизнеподдерживающее начало (питание, забота), отрицательный - сдерживает развитие, ограничивает, например перекармливает. Елена представляет соблазнительницу, сексуальный объект. В сновидениях это может быть образ фотомодели из журнала или героини фильма, телесериала. В положительной форме Елена выступает как источник радости и восхищения, в отрицательной - оказывается фигурой, манипулирующей своим шармом в ущерб другим (сновидцу).

Мария - чистая девственница, духовная мать. В снах она может оказаться всеми уважаемой учительницей, наставником. В положительном смысле Мария - личность независимая, цельная, знающая себе цену, защищающая свои интересы. В отрицательном - ведет себя отчужденно, держится в стороне и требует высоких достижений за счет личных отношений. София - образ мудрости. В снах она появляется пожилой зрелой женщиной. Положительная сторона такой фигуры самоочевидна. Отрицательная - выступает в использовании мудрости или знания в злых разрушительных целях.

В качестве психического компонента анима размещена ниже порога сознания, комплементарна персоне и состоит с ней в компенсаторных взаимоотношениях.

Архетип Персоны отражает ту часть психики, которая обращена к социуму.

Персона - идеальная картина мужчины, каким он должен быть, внутренне скомпенсирована женской слабостью, и в той степени, в какой мужчина играет роль сильного снаружи, внутри он оказывается слабой женщиной, т.е. анимой, поскольку именно анима реагирует на персону. Но так как внутренний мир темен и невидим и так как мужчина, чем меньше он способен признать свою слабость, тем больше отождествляется с персоной, то антипод персоны - анима остается в совершенной темноте и оказывается полностью спроектированной, а нашего героя можно обнаружить под каблуком у своей жены.

Иначе, под анимой понимается внутренняя установка, которая требует такой же самостоятельности, что и установка внешняя - персона. Опыт показывает нам, что анима обыкновенно содержит все те общечеловеческие черты, которых лишена сознательная установка. Тиран, преследуемый кошмарными снами, мрачными предчувствиями и внутренними страхами, является типичной фигурой. С внешней стороны бесцеремонный, жестокий и недоступный, он внутренне реагирует на любую тень, подвержен каждому капризу, словно является слабым и болезненно впечатлительным существом. Следовательно, его анима несет в себе те общечеловеческие свойства болезненной впечатлительности и слабости, которых совершенно лишена его внешняя установка, его персона. Если персона интеллектуальна, то анима определенно сентиментальна (Юнг).

Характерно, что в тех случаях, когда человек отождествляет себя со своей персоной, он фактически одержим анимой с сопутствующими симптомами. Психологическим приоритетом первой половины жизни для мужчины является стремление освободиться от чар материнской анимы. В более позднем возрасте недостаток сознательной связи с анимой сопровождается симптомами, характерными для "потери души".

Молодые люди могут пережить полную утраты анимы без всякого ущерба. На этой стадии развития главное - быть мужчиной. После середины жизни, однако, постоянная потеря анимы означает снижение жизненности, гибкости, подвижности и человеческой доброты. В результате, как правило, наблюдаются преждевременная ригидность, сварливость, стереотипность, фанатическая односторонность, упрямство, педантичность и помимо этого еще безропотность, утомляемость, неряшливость, безответственность и, в конечном счете, детская раздражительность со склонностью к употреблению алкоголя.

Анимус - бессознательная мужская сторона личности женщины. Анимус персонифицирован в принципе Логоса. Идентификация с Анимусом делает женщину жесткой, самоуверенной и любящей спорить. В положительном смысле анимус есть внутренний мужчина, который действует как мост между женским эго и ее собственными творческими источниками в бессознательном. Подобно аниме, анимус представляет как личностный комплекс, так и архетипический образ и рассматривается как противоположность анимы. Как психический компонент анимус размещен ниже порога сознания и действует из бессознательного психического. Аналогично аниме, анимус обслуживает сознание, но может ввергнуть человека в состояние собственной одержимости. О женщине, одержимой анимой, говорят, что она стала совсем другой, в нее вселился другой дух. Женщина, одержимая анимусом, рискует утратить свою женственность.

Если у мужчины в общем во внешней установке преобладает или, по крайней мере, считаются идеалом логика и предметность, то у женщины - чувство. Но в душе оказывается обратное: мужчина внутри чувствует, а женщина - рассуждает. Поэтому женщина делается проституткой, а мужчина - алкоголиком.

Анимус становится полезным психологическим фактором, если женщина в состоянии понять разницу между идеями, генерируемыми этим автономным комплексом, и тем, что она действительно думает.

Юнг описал четыре стадии развития анимуса у женщины. Сначала он возникает в сновидениях и фантазиях как воплощение физической силы - атлета, мускулистого человека или разбойника. На второй стадии анимус дает женщине инициативу и способность к планируемому действию. Он стоит за желанием независимости и стремлением сделать собственную карьеру. На третьей стадии анимус делается "словом", зачастую персонифицируемым в сновидениях и образе профессора или священника. На четвертой стадии анимус оказывается воплощением здравого смысла. На этом высшем уровне, как и София в случае анимы, анимус опосредует сознательный женский разум и бессознательное. В мифологии этот аспект представлен Гермесом, посланцем богов - в сновидениях он обычно является проводником, помощником. Любой из этих аспектов анимуса может проектироваться на мужчину. Как и в случае спроектированной анимы, это ведет к нереалистическим ожиданиям и язвительной желчности во взаимоотношениях.

Персона - социальное Я человека, роль человека, проистекающая из общественных ожиданий и обучения в раннем возрасте, обычно идеальные аспекты личности, вынесенные во внешний мир.

Персона есть комплекс функций, создававшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам. Персона есть то, чего в действительности вовсе и нет, но о чем ее представитель, равно как и другие люди, думает как о существующем.

Есть такие люди с неразвитой персоной, которые из одной публичной неловкости, сами того не ведая, попадают в другую, совершенно бесхитростно и невинно, душевные надоедалы или трогательные дети, или, если это женщины, внушающие страх своей бестактностью Кассандры, вечно не так понимающие, не ведающие что творят, а потому рассчитывающие на прощение, они не видят мир, а только грезят его... Такие люди могут избежать разочарований и страданий всякого рода, сцен и актов насилия, лишь когда они научатся понимать, как вести себя в обществе. Им надо научиться понимать, чего ожидает от них социум. Они должны увидеть, что в мире есть обстоятельства и люди, которые намного их превосходят. Они должны знать, что означают их поступки для других и т.д.

Персона переживается как индивидуальность на этапе, предшествующем отделению себя от эго. Фактически очень мало индивидуального в том, что персона воспринимается, с одной стороны, как социальная идентичность, а с другой - в качестве идеального образа.

Если мы рискнем предпринять точное различение того, что следует считать личностным, а что - неличностным психическим материалом, то вскоре окажемся в величайшем затруднении, поскольку и о содержаниях персоны мы должны будем сказать то же самое, что сказали о коллективном бессознательном, а именно что оно всеобще. Лишь благодаря тому обстоятельству, что персона - это более или менее случайный или произвольный фрагмент коллективной психики, мы можем впасть в заблуждение, посчитав, что она полностью или целиком есть нечто индивидуальное. Но она лишь маска коллективной психики, маска, которая инсценирует индивидуальность, которая заставляет других и ее носителя думать, будто он индивидуален, тогда как это всего лишь сыгранная роль, которую произносит коллективная психика. Когда мы анализируем персону, то снимаем маску и обнаруживаем следующее: то, что казалось индивидуальным, в основе своей коллективно. Иначе говоря, персона была лишь маской коллективной психики. В сущности персона не является чем-то действительным. Она - компромисс между индивидом и обществом по поводу того, кто кем является. Это "кто-то" носит имя, титул, представляет должность и является тем-то и тем-то. Конечно, в известном смысле, так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, чисто компромиссного образования, в котором другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная действительность, как можно было назвать ее в шутку.

Построение персоны, пригодной коллективным представлениям, означает внутреннее самопожертвование, в свою очередь принуждающее Я к отождествлению с персоной. И довольно часто встречаются люди, искренне думающие, будто являются теми, кем себя представляют. Подобная идентификация с социальной ролью является источником всякого рода неврозов вообще.

Человек не может безнаказанно отделаться от самого себя в пользу искусственной личности. Уже только попытка этого обыкновенно вызывает бессознательные реакции, настроения, аффекты, фобии, навязчивые представления, слабости, пороки и т.д. Социально сильный мужчина в частной жизни чаще всего обыкновенное дитя по отношению к состоянию собственных чувств, его общественная дисциплинированность (которую он так настойчиво требует от других) в частной жизни жалко буксует. Его любовь к своей профессии дома обращается в меланхолию, его безупречная публичная мораль под маской выглядит поразительно - мы уже говорим не о поступках, а только о фантазиях.

Требования приличий и добрых нравов довершают мотивацию удобной маски. Тогда под ней возникает то, что называется частной жизнью. Этот уже набивший оскомину разрыв сознания на две частенько до смешного различные фигуры - радикальная психологическая операция, которая не может пройти бесследно для бессознательного.

Среди последствий отождествления с персоной наблюдается утрата индивидуального взгляда на себя. Реакции такого человека предопределены коллективными ожиданиями: мы чувствуем, думаем и поступаем так, как "должна" чувствовать, думать и поступать наша персона. В этом случае близкие люди будут жаловаться на эмоциональную отстраненность такого индивида, он же с трудом может вообразить себе жизнь без этого. В той степени, в какой эго сознания отождествлено с персоной, внутренняя жизнь отвергнута. Он оказывается персонифицированной тенью и анимой или анимусом и активизируется компенсаторным путем. Последствия могут проявляться в невротических симптомах и могут стимулировать процесс индивидуации.

Тень - спрятанные или бессознательные аспекты психологической структуры личности, ее негативная сторона, обычно отвергаемая сознательным эго. Сумма всех неприятных личностных качеств. Кем человек не хотел бы быть.

Каждый человек имеет свою тень, подобно любой другой материальной субстанции. И это соотносится с тенью, как свет с мраком, и именно наличие тени делает нас людьми.

Каждый носит с собой тень, и чем меньше она подключена к индивидуальной сознательной жизни, тем она темнее и гуще. Если плохое качество осознано, то всегда есть шанс его исправить. Помимо этого оно находится в постоянном контакте с другими интересами, так что подвержено непрерывной модификации. Но если теневая сторона подавлена и изолирована от сознания, то она никогда не будет исправлена, и постоянно имеется возможность ее внезапного прорыва в самый неподходящий момент. Так что, по подсчетам, она создает бессознательное препятствие, мешая нашим самым благонамеренным побуждениям и порывам. Мы несем в себе свое прошлое, а именно примитивного, низкого человека с его желаниями и эмоциями. Лишь приложив значительные усилия, мы можем освободиться от этой ноши. Если дело доходит до невроза, то мы неизменно сталкиваемся с сильно увеличившейся тенью. И если мы хотим изменить невроз, нам нужно найти способ сосуществования сознательной личности и ее тени.

Индивидуация (лат. individuado - выделение единичного из всеобщего) - в аналитической психологии Юнга процесс, который производит психологическую индивидуальность, т.е. обособленную неделимую единицу, являющуюся в то же время целостностью. Согласно Юнгу, индивидуация означает становление личности. Он полагал, что это слово можно было бы перевести и как самосозидание, самовоплощение. Юнг проводил различие между процессом индивидуации и процессом осознания Я. Например, некоторые авторы называли индивидуацией обыкновенный эгоцентризм или ауэтоэротизм. Юнг показал также, что понятия "индивидуализм" и "индивидуация" не одно и то же. Индивидуализм - это подчеркивание мнимого своеобразия в противовес коллективным требованиям. Индивидуация - результат ассимиляции в сознании личного и коллективного бессознательного.

Индивидуация - своего рода личная программа духовного и религиозного развития. В процессе ее реализации бессознательное становится сознательным. Юнг делает акцент на индивидуации как на процессе образования и специализации индивидуальной натуры. Этот процесс он описывает как естественную необходимость. При этом важно, что индивидуация ведет к чувству сильной и универсальной солидарности, а не к простой изоляции. Но чем больше жизнь человека пронизана коллективными нормами, тем более аморален человек.

В первой половине жизни задача человека заключается в том, чтобы научиться адаптироваться к образованию, диктату общества. Вторая половина жизни требует интеграции всех элементов личности.

Индивидуация - осознание человеком реальной психологической уникальности, включающее в себя как его возможности, так и ограничения. Индивидуация приводит к тому, что регулирующим центром психики становится Самость.

• Группа: Guests

Собирём инфу по данной теме?

АРХЕТИПЫ

Архетипы - прообразы базисных особенностей личности. Термин восходит к представлениям о прототипе строения, лежащем в основе реально существующих форм организмов (прарастение, праязык, праживотное). Понятие архетипа может быть распространено на морфологию (конституцию), поведение, сознание и так далее. Культуральные прототипы связаны с поискам истоков данного этноса и культуры. Психодиагностические единицы, например типологии личности [всякие сангвинники, холерики и т.д. прим. NL8] , также являются архетипами.

Согласно аналитической психологии существуют три основных составных части индивидуальной личности, которые встречаются в сновидениях как отдельные фигуры, - иногда они похожи на знакомых людей, иногда выступают как воображаемые характеры или символические олицетворения. Чаще они воспринимаются как нечто значимое и существенное с чертами загадочности. В фантазиях и сновидениях эти образы нередко бывают осевыми и посещают нас на протяжении многих лет. Они определяют принятие или аверсию (отвержение) нами других людей и себя. На архетипы указывают отдельные сюжеты, число которых ограничено (до шестнадцати), и множество вариаций. Такие сюжеты относятся к мифологемам. Предполагается что, каждая мифологема связана с определённой стилистикой поведения - бихевиоремой, которая выступает как интуитивное стремление к конкретной стихии, цвету, интересам, внешнему образу. Каждый, даже искусственно созданный, имидж сводится к архетипу.

Негативная сторона личности получила название его Тени, она является олицетворением недостатков и слабостей [!!! C точки зрения сознания. Часто в недостатках могут оказаться таланты. Вообще, это просто вытесненая сторона личности, не обяз. злая и плохая. Следите за поступающей инфой. прим. NL8. ]. Теневые стороны можно обнаружить в Оно (деструктивные желания), Эго (неверное отношение к себе и окружающим) и Сверх Я (негативная мораль).

Анима, или, когда речь идёт о женщине, Анимус, являются воплощением противоположного пола в бессознательном: у мужчин это всё женское и эмоциональное; у женщины - её мужские атрибуты.

Самость - высший потенциал, который индивид способен достигнуть и который может общаться с ним через сновидения. Таким образом, Самость - неопределённая фигура, потенциальное становление чего-либо в будущем.

Противоположности могут быть интегрированы в личности, и благодаря этому человек может стать целостной, многосторонней реальной Самостью. Несмотря на неоднозначный характер компонентов сознания, утрата любого из них, в том числе Тени, приводит к глубоко деструктивным переживаниям. Неспособность осознания Тени выражается как игнорирование собственной негативности и неверный прогноз собственных поступков, а также поведения других людей.
Так как основным качеством внутреннего психического состояния является энергия, каждое из сновидений представляет различные точки её приложения и указывает на степень выраженности данной энергии. Фактически - это энергия инстинктов, обусловленная конечным числом гормонов, которое может синтезировать наш организм [Это только одна из точек зрения на источник энергии. прим. NL8.].

При подходе к архетипам важно рассматривать сюжет сна от начала до конца, при этом каждый архетип будет имеет собственную территорию, без вторжения на территории других. Постоянный конфликт вдоль этих границ укрепляет характер, а все части (Анимус, Анима, Тень), первоначально дифференцированные в онтогенезе, в конце концов интегрируются в целостную личность, ядром которой является Самость.

Воплощением такой Самости является стилистика завершённого, кристаллизованного сюжета фантазии или сновидения. В этих случаях обычно личная мифологема соответствует по своей окраске культуральной. Тогда возникает ощущение понимания и принятия Мира. Мысли, сомнения, эгоцентризм, эгоизм в большей степени относятся к Эго-эгоцентризму - неистинной Самости, поскольку истинная Самость интегрирует личность в целом и носит социальное звучание.

«Я» в сновидениях и фантазиях. Эго является лишь частью целостной Самости, и его конфликты с другими силами внутри личности доминируют в сновидениях. Наиболее устойчивым свойством Эго является преувеличение собственной личности, а также поглощение всех аспектов Самости. Это приводит к ригидному, искажённому и материалистическому взгляду на действительность, то есть игнорируются потенциальные возможности и духовная сфера. Так возникает эгоцентризм, недоверие к другим, слабое принятие любви.

В результате данного процесса в сновидении открываются огромные пространства, перспективы и происходит экспансия деструктивной энергии бессознательного (шторм, буря). При слабости Эго возникает подчиняемость и неуверенность. С другой стороны, Эго, являясь основным рецептивным органом (сознательного и бессознательно), то есть своеобразным гидом реальности, может находиться в реальной опасности. В этом случае Эго вынуждено защищаться с помощью ригидности, отказа от части себя, с помощью построения интеллектуальных конструкций.

ТЕНЬ

Вытесненная сторона индивида, часть его никогда не развитого потенциала, сторон характера, которые всегда недооцениваются и нередко фрустрированы. Каждый имеет свою индивидуальную Тень, и она почти всегда является наихудшей стороной личности. Существуют редкие исключения из этого правила, встречающиеся у индивидов, сознание которых подразумевает, что Тень индивида является олицетворением лучшей стороны. Сенситивный альтруист, следовательно, будет иметь брутальную эгоцентрическую Тень, отважный индивид - трусливую Тень. Осознание Тени - путь большего понимания других, интуитивного восприятия отношений в группах.

Осознание Тени часто приводит в чувство нормальные инстинкты, видимые реакции, творческие импульсы, которые преданы забвению сознательным. Недооценка себя подразумевает большой потенциал развития именно благодаря Тени. В сновидениях Тень выступает как фигура того же пола, но с необычными для индивида поступками.

Тёмная сторона нас самих не может быть истреблена одним лишь игнорированием. Одним из наиболее очевидных путей открытия внутренних качеств является навязчивое и сверхэмоциональное неприятие (например гомосексуальности, алкоголизма, демонстративности) или сверхценная оценка данных качеств у других людей. Существует множество описаний ошибочных проекций личности, которые разрушались во внешнем мире войной или борьбой, а во внутреннем мире бредом или паранойей. Бред является фактической внутренней борьбой против неосознанной Тени.

Архетипы и Бессознательное

В работе со снами и в Активном Воображении концепция архетипов частенько напоминает о себе; а потому имеет смысл обсудить эту важную концепцию сейчас, в начале данного в этой книге материала. В результате, когда примеры архетипических образов будут возникать в нашем исследовании, мы будем лучше подготовлены к тому, чтобы понять их значение. Сейчас мы обратимся к основным идеям, содержащимся в концепции архетипов; ниже, когда мы дойдем до примеров конкретных снов и практических мер, у нас будет возможность углубить наше понимание этого предмета.

Дерзкая идея Юнга о психологических архетипах является одним из наиболее значительных его вкладов в современную мысль. Она широко применяется не только в психологии, но и оказала большое влияние на многих ученых, работающих в таких дисциплинах, как антропология, история культуры, мифология, теология, сравнительное религиоведение и литературное толкование. Это объясняется тем, что Юнг доказал присутствие архетипов в их символической форме не только в снах отдельных людей, но также и а мифологии, истории культуры, религиозных символах и обрядах, и во всех продуктах человеческого воображения, каковыми являются литература и искусство.

Идея архетипов очень древняя. Она близка концепции Платона об утке существующих в божественном разуме идеальных формах - образах, которые определяют в какой именно форме появится на свет материальный мир. Но мы обязаны Юнгу концепцией психологических архетипов - характерных обрядов, которые изначально существуют в коллективной душе человеческой расы и вечно повторяют себя в душах индивидуальных человеческих существ, определяя основные способы нашего функционирования как психологических существ.

Юнг осознал существование архетипов, когда заметил, что символы, возникающие в человеческих сновидениях, зачастую точно соответствуют образам из древних мифов, искусства, религии, из тех времен и мест, о которых сновидящий никак не мог ничего знать. Он начал догадываться, что в человеческом бессознательном существуют обладающие определенным универсальным смыслом некие первичные символы, которые могут спонтанно вырваться из бессознательного в любое время и в любом месте, без всякой культурной преемственности.

В то же самое время Юнг заметил, что эти, как он их назвал, "первичные образы" образуют биологическую схему, в соответствии с которой формируется основная психологическая структура человека. Мы можем считать их естественными "чертежами", которые диктуют форму нашей внутренней умственной структуры, или базовыми формами, которые определяют нашу роль, ценности, поведение, творческие способности и тип восприятия, ощущения и мышления.

Поскольку эти типы встроены в базовый коллективный субстрат человеческой души, они не нуждаются ни в культурной, ни во временной, ни в пространственной преемственности. Они спонтанно, в любое время и в любом месте, поднимаются из бессознательного и возникают в снах, видениях, воображении любого индивидуума. И поскольку они являются универсальными, принадлежащими всему человечеству, образами, их символизм вызывает одинаковые чувства, поднимает одинаковые вопросы и порождает одинаковое поведение, где бы они не возникли и не вторглись в жизнь индивидуума или целой цивилизации.

у Юнга мы читаем: "Термин "архетип" употреблял еще Филон Иудейский, говоря о Боге-Образе в человеке. Этот же термин можно найти и у Иренея, который писал: "Творец мира не создавал вещей сам по себе, он копировал их с архетипов, находившихся вне его..." "Архетип" -это объясняющий парафраз платоновской идеал-формы. В нашем случае этот термин очень уместен, потому что он говорит нам..., что мы имеем дело с архаическими, или - я бы сказал -первичными типами, то есть с универсальными образами, которые существуют с самого начала времен".*

"Бессознательное оказывает определяющее влияние, которое, вне зависимости от традиций, гарантирует каждой отдельной личности сходство или даже полное совпадение ощущений, а также способа их представления в своем воображении. Одним из основных доказательств этого является практически всемирная параллельность между мифологическими знаками, которые, в силу того, что они являются первичными образами, я назвал архетипами".

Jung. Collected Works, v.9 p.5-6.

"Мы можем только предполагать, что человеческое поведение является результатом тех схем функционирования, которые я назвал первичными образами. Термин "образ" обозначает не только форму имеющей место деятельности, но и типичную ситуацию, в которой происходит эта деятельность. Эти образы являются "первичными", если они характерны для всего вида, а если они когда-либо были "сотворены", то их создание должно совпадать, по крайней мере, с появлением самого вида. Они являются "человеческими качествами" человеческого существа, специфической формой его деятельности".

" Jung. Collected Works.v.9/?./18. " Там же. р. 153.

Гость_Night_Light_8_*

• Группа: Guests

Архетипы, а это следует из самого их названия, связаны с типами (типами в смысле характерных черт или набора качеств, которые снова и снова появляются вместе, складываясь в узнаваемые, непроизвольно повторяющиеся схемы). "Добродетельная девушка" - это тип, "мудрая и добрая королева" - это тип, "храбрый воин" - это тип, "пуританин" - это тип. Почти ни одно человеческое существо не соответствует полностью какому бы то ни было типу, поскольку типы, по самой их природе, являются идеализированными моделями характерных черт и схем поведения. В литературе и наших снах мы находим персонажи, полностью соответствующие типу, но реальные человеческие существа являются комбинациями многих типов, соединившихся для того, чтобы образовать одно колоритное, непоследовательное, многогранное человеческое существо.

Если мы отыщем путь назад к первичной схеме, породившей все эти универсальные типы, которые мы инстинктивно признаем чертами личности, потенциально существующими во всех нас, тем первичным образом, который существовал в разуме первого человеческого существа точно также, как в вашем или моем разуме, тогда мы, в определенном смысле, отыщем также и оригинал типа (первый тип, клише), с которой была отпечатана страница.

Корневое слово arche no гречески означает "первый", a type означает "впечатление, отпечаток или схему". Стало быть, психологические архетипы являются пред сущими "первыми образами", сложившимися в базовый чертеж основных динамических компонентов человеческой личности. Если мы приглядимся к этим типам, то мы найдем, что это именно их комбинация сделала человеческие существа отличными от других существ. Будучи членами человеческой расы, мы унаследовали их от рождения.

Не все образы, которые приходят к нам в наших снах, являются архетипами. Для начала нам следует заметить, что бессознательное состоит из энергии и слагает себя в различные энергетические системы (или то, что мы можем называть "формами энергии"). Этими формами энергии могут быть чувства, оценки, системы ценностей или целые личности, живущие внутри нас. Вообще-то, внутри любого из нас на уровне бессознательного сосуществует много разных личностей. Вот эти внутренние "личности" и являются "персонажами" наших снов.

Среди тех форм энергии, которые в виде образов являются нам в наших снах, есть и архетипы. Но гораздо большее их количество архетипами не являются и не соответствуют универсальным схемам; это просто личные энергетические системы сновидящего. Многие люди, впервые услышав об архетипах и ужасных символах, в которых они проявляются, попадают в затруднительное положение. Они могут подумать, что каждый образ из их снов являет собой архетип. у них может сложиться впечатление, что где-то имеется полный список всех архетипов, и смысл любого возникшего во сне символа можно понять, отыскав в этом списке наиболее подходящий архетип и совместив его с данным символом.

Обе точки зрения неверны. Количество архетипов, вероятно, не поддается исчислению, и точно так же не поддается исчислению количество свойств и характерных схем, повсеместно существующих в человеческом сообществе. Определение архетипа заключается в ощущении принадлежности ко всемирной человеческой энергетической системе, видении могучего символа, возникающего из глубины нашей коллективной человеческой природы; оно не заключается в чтении составленного кем-то списка типов. В этой области мы не только имеем право, мы просто обязаны привести в действие наше творческое воображение. Мы свободны давать архетипам те названия, которые имеют значение для нас как личностей. Ниже мы еще поговорим об этом.

Несколько примеров должны помочь получить более ясное представление о том, каким образом мы сталкиваемся с архетипами. С самого начала истории, во всех цивилизациях и религиях идея души возникала непроизвольно. Человек всегда интуитивно догадывался о существовании внутри него невидимого, но деятельного существа. В поэтических и религиозных аллегориях мужчины часто говорили о душе, как о женском начале. Иногда душа представлялась как внутренняя женщина, вступившая в брак с Христом или имеющая возможность общаться с Богом. Иногда мужчины представляли себе женщину-музу, вдохновлявшую их на создание поэтических, литературных, живописных, музыкальных и скульптурных произведений или же дарящую им необычайную восприимчивость. Женщины же, наоборот, часто представляли себе душу как мужское начало, дающее мудрость и силу.

Юнг обнаружил, что у "души", о которой говорит религия, есть психологический двойник, специфическая и объективная часть внутренней души, действующая подобно "душе" религии и поэзии и выполняющая все вышеперечисленные функции. В мужских снах душа появляется в образе женщины. В женских, как правило, - в образе мужчины. Чтобы провести границу между этим объективным психологическим существом и религиозным представлением о нем, Юнг назвал женскую фигуру из мужских снов Anima, а мужскую фигуру из женских снов - Animus. На латыни эти слова обозначают, соответственно, "душа" и "дух".

В последующих главах мы приведем несколько примеров появления анимы и animus в снах и воображении. Суть в том, что основной характерной чертой архетипа является его универсальность, его способность к созданию структур или форм энергии, существующих повсеместно, в психологических структурах всех мужчин и женщин. В этом и заключается суть души как объективного существа, так и универсального символа. Она является частью нашего человеческого наследия, частью того, что делает нас людьми.

Душа не только существует во всех людях, как внутренняя реальность, но она и порождает универсальный набор символов - различных образов "души" и "духа" - посредством которых она себя и проявляет. Поэтому в снах большинства мужчин, а также в созданных ими мифах, легендах, религиях и произведениях искусства, мы находим один и тот же набор символов. То же самое можно сказать и о женском универсальном символизме духа.

Если архетип можно легко определить как внутреннюю структуру, то в случае с anima или animus их можно определить как признаваемое всеми людьми универсальное качество или свойственный всем людям образ ощущения и поведения. Например: женщине может присниться встреча с богом или богиней любви. Любовь - это архетип; это изначально свойственная человеку тенденция, часть изначальной схемы нашего человеческого образа ощущения, налаживания связей и действий в отношении других людей. Она присутствует в каждой личности и в каждой цивилизации. Она настолько универсальна, что об этом даже и не нужно говорить.

Женщина, которой снится этот архетип, пронизан не только одним желанием любить. Как и всем нам, ей свойственны и ненависть, и злоба, скрытые где-то в ее полной личности. Но в своем сне она встречается с образом, представляющим архетип любви - любви, как всемирной, надличностной силы, вырывающейся из первичной души нашего вида.

В присутствии этого образа, если только женщина сможет увидеть, что он представляет собой универсальную всемирную энергию любви, которая испытывает ее и воздействует на нее, она сможет лучше понять свои чувства, эмоции и поведение.

Выше мы говорили о том, что в человеческом бессознательном существует бесчисленное количество архетипов. Чтобы понять, действительно ли в нашем сне нам явился архетип, мы должны почувствовать, не таится ли за данным образом какой-нибудь универсальный человеческий инстинкт или схема поведения, или же узнать в этом символе один из тех первичных образов, которые обозначают вечные и вездесущие человеческие качества.

Нам не нужно знать, какие из этих образов были официально утверждены Юнгом в качестве архетипов. Нам не нужно знать, какие названия дали этим образам юнгианцы, хотя это было бы небесполезно.

Названия архетипам юнгианцы подбирают, как правило, из мифов и древних религий, потому что именно там эти образы впервые появились, причем, зачастую, в наиболее яркой и легко запоминающейся форме. Например, архетип героического путешествия, в ходе которого судьба подвергает человека всевозможным испытаниям, часто называют "одиссеей", ибо самым ярким образом подобного путешествия является путешествие Одиссея. Но все такого рода названия являются до определенной степени произвольными. Мы все свободны использовать наш здравый смысл, наши чувства и наше воображение, чтобы решить, имеем ли мы дело с архетипом; мы свободны называть эти образы так, как нам это кажется наиболее уместным.

Много лет тому назад молодой выпускник университета пришел ко мне, чтобы поработать над своими снами, и в его снах начала постоянно появляться мужская фигура. Студент непроизвольно придумал свое собственное название этому дружелюбному спутнику, являвшему собой универсальный характер. Он назвал его "соплеменником".

Сновидящий и его "соплеменник" принадлежали к древнему европейскому племени викингов. В некоторых снах они выступали в роли воинов и сражались бок о бок. В других снах они выступали в роли врачевателей. В одном из снов они повстречали прекрасную таинственную женщину в белом одеянии, которая стала подругой жизни сновидящего. Вместе они прошли через все испытания и открытия, встречающиеся на пути молодого мужчины. Дружба сновидящего с его внутренней фигурой была настолько тесной и казалась настолько реальной, что он чувствовал себя одиноким, если эта фигура несколько ночей подряд не являлась ему в его снах.

Нет никаких сомнений в том, что "соплеменник" является архетипом и соответствует архетипу "соплеменницы" в женских структурах. Юношам и девушкам часто снятся такие фигуры -одного с ними возраста и пола, верно и бескорыстно помогающие им преодолевать воздвигаемые жизнью препятствия. И этот образ соответствует объективной реальности, потому что энергетическая система действительно живет внутри личности, ее сила и сознание принимают участие в развитии человека так, как о том повествует образ. у женщины "соплеменница" является архетипом женского сознания, который усиливает ее ощущение себя как женщины, и укрепляет ее личность, когда она достигает зрелого возраста.

По этой причине Юнг и сказал, что герои и боги греческого пантеона были, на самом деле, символами, которые можно с абсолютной уверенностью приравнять к архетипам. Эти образы выражали универсальные, первичные типы, из которых состоит человеческая личность.

Строго говоря, архетипы являются не силами, а, скорее, предсущими образами, которые придают типичную форму силам, находящимся внутри нас. Тем не менее, когда мы сталкиваемся с образами архетипов, мы всегда чувствуем силу, которая была трансформирована в этот образ. Мы чувствуем, что мы получили доступ не только к символическому типу, но также к огромному резервуару сверхчеловеческой силы, находящейся в коллективном бессознательном человечества. Мы можем чувствовать архетип как заряд энергии. Возникает такое ощущение, будто он находится вне нас, словно он является чем-то, с чем должен взаимодействовать осознающий разум. Когда мы видим архетипы за работой как силы, которые движут нами и влияют на нас, мы начинаем понимать, почему греки и другие древние народы воспринимали их как сверхъестественные силы.

Поскольку сформированные архетипами энергетические системы надличностны, универсальны, соответствуют вневременной и изначальной реальностям, в наших снах мы воспринимаем архетипы как богов. Мы воспринимаем их как Великие Силы. Они то помогают, то угрожают нам, то укрепляют, то подавляют нас, то освобождают, то закабаляют нас, что зависит от того, на каком этапе эволюции мы находимся и что с нами происходит. Мы ощущаем их как великие, сверхъестественные, вечные энергии, которые мы не в состоянии контролировать, несмотря на то, что они являются частью нашей жизни и природы.

Как и в большинстве других психологических концепций, в идее архетипов есть много такого, что связано с обычной повседневной жизнью. В нашей повседневной жизни мы ощущаем работу архетипов, хотя и не отдаем себе отчета, что это именно их работа.

Например, если мы знаем женщину, которая боролась, когда у нее не было никаких шансов на победу и проявила при этом сверхчеловеческую храбрость, мы говорим: "Она -героиня. Она вела себя героически". Даже не думая об этом, мы признаем, что в этой женщине живет архетип героини, составляющий часть ее характера, и что она живет в соответствии с этим универсальным типом, который мы инстинктивно знаем.

О другом нашем знакомом мы можем сказать, что он ведет себя, как "скряга". Мы имеем в виду, что архетип циничного жадины - еще один тип или схема личности, существование которых мы все признаем - проявляется в мироощущении и поведении этого человека.

Архетип героя или героини живет в каждом из нас. Точно так же, как и архетип жадины. Именно поэтому мы моментально узнаем их в других людях. у некоторых людей определенный архетип выражен особенно ярко, что называется "все на лице написано". у других людей архетипы являются потенциальными возможностями, пребывающими в бессознательном. Например, героический архетип может подняться на поверхность данной конкретной личности только тогда, когда того требует какая-нибудь критическая ситуация или когда данную личность вдохновляет любовь или преданность.

Никто из нас не является чем-то одним. Мы - не односторонние создания; мы -замысловатые комбинации бесконечного количества архетипов. Каждый из нас отчасти герой и отчасти трус, отчасти взрослый и отчасти ребенок, отчасти святой и отчасти преступник. Научившись определять эти живущие в нас великие архетипические символы, научившись чтить их, как естественные человеческие черты, научившись конструктивно использовать энергию каждого из них, мы превратим внутреннюю работу в великую одиссею духа.

Бессознательное часто представляет архетипы в божественном, царственном, магическом или мифическим образе. Если в вашем сне появляется архетип универсальной героини, он может принять облик какой-нибудь легендарной личности типа Жанны ДАрк. На ней могут быть сверкающие доспехи и в руках магический меч. В общем, будет какой-то символ, говорящий о высоком происхождении и власти.

Даже если специфическое, внушающее благоговение божественное или волшебное существо не присутствует во сне, у сновидящего может возникнуть ощущение, что он смотрит на прототипический пример универсального типа, качества или происшествия: Мать Матерей, Отец-Время, война-Армагеддон, любовь, которая включает в себя весь любовный опыт человечества.